Сегодня у Азова Константина Георгиевича было просто роскошное
утро! Он встретил его в своей собственной кровати, которая, в
отличие от большинства ночей, на этот раз была далеко не пуста!
Роскошные пряди различных цветов, раскинувшиеся по соседней
подушке, намекали молодому двадцатитрехлетнему аристократу о том,
что у него появилась девушка. Или любовница? Это еще предстояло
узнать.
Вообще, поводов для хорошего настроения у Азова, уже почти
переставшего быть самым младшим в семье, была уйма. Вчера он
отлично отпраздновал свой день рождения, пригласив в свой питерский
особняк друзей и знакомых из числа студентов своей академии, а
затем продолжив банкет с меньшим их числом, но уже на Ларинене, в
своем дворце. Увидел после долгого трехмесячного перерыва своего
лучшего друга Кейна с его женой Кристиной и их очаровательной
дочерью, от которых получил в качестве подарка смышленую и очень
симпатичную гоблиншу в услужение, да и вот…
Обладательница шикарных волос пробормотала нечто сонное и
перевернулась на другой бок, демонстрируя уже вставшему Константину
круглую пышную задницу, кокетливо сбросившую с себя легкое одеяло.
Относительно небольшую, как и все остальные части, из которых
состояла эта прекрасная во всех отношениях и соразмерная совсем
некрупному Косте девушка. Полуэйн, плотоядно облизнувшись, уже было
намылился вернуться в кровать, но стук в дверь сломал ему все
планы. Вместе со стуком звучал противный, тонкий и писклявый голос
одной мелкой негодяйки, который год неумело притворяющейся его
горничной, утверждавший, что сегодня первый учебный день, так что
опаздывать в академию решительно неуместно!
Пиата верещала так злорадно, что гостья, нашедшая себе приют и
тепло в костиной постели, подскочила как будто ей спичку горящую
подсунули, а затем, заполошно оглядевшись по сторонам, прыснула с
кровати, ничуть не стесняясь голого и очень
заинтересованного наблюдателя, энтузиазм которого, правда,
находился в состоянии увядания, так как вопли из-за двери не
прекращались. Эйна, умелая вредительница, накаляла и накаляла
ситуацию, хотя до общего сбора в академии было еще часа три. Это
здесь, на Ларинене, за окном было светлым-светло, а в Петербурге
только всходило солнце!
Азов, впрочем, не возражал. Наблюдение за паникующей голой
подругой и её трясущимися прелестями будило его не хуже кофе,
настраивая на слегка философский лад.