Конец июля 1252 года
Откинув одеяло, я спустил ноги с
походной койки. Посидев несколько секунд, поднялся и, чиркнув
зажигалкой, запалил фитиль лампы. Пятно света вычертило стол,
несколько сундуков с вещами и полотняные стены шатра. Сделав пару
шагов, я откинул полог и вдохнул прохладный ночной воздух. Тысячи
костров, как светлячки, облепили пологий склон холма от самой
вершины до темнеющей вдали стены леса.
«Армия победителей забылась коротким
тревожным сном! – Усмехнувшись про себя, я обреченно вздохнул. – А
вот мне, видать, заснуть уже не удастся!»
С утра предстоял непростой разговор с
Великим князем Андреем, и это довлело над разумом, мешая
вымотанному до предела телу забыться беспробудным сном. Исполнение
моих грандиозных планов упиралось в рамки жестокой реальности, и я
никах не мог найти способ их раздвинуть. Сейчас, после столь
громкой победы, самым разумным шагом было бы начать строить
оборонительный рубеж по северному берегу реки Оки. Выделить Калиде
два полка и поручить ставить земляные крепости на всех основных
бродах через Оку, а самому с третьим полком выдвинуться в район
будущей Тулы. Отыскать там Киреевское месторождение железной руды и
до зимы выстроить на том месте острог и завод, чем решить, наконец,
проклятущий вопрос с нехваткой качественного железа.
Размышляя, я закрыл полог и вернулся
к столу. Сделать это необходимо, но как?! В рамках существующего
статус-кво, там чужая земля, часть московская, часть черниговская.
Стоит мне сунуться, так даже прикормленные союзные князья криком
зайдутся, не говоря уж про Великого князя и прочих. На Руси вроде
бы одни леса кругом, сутками иди человека не увидишь, но при всем
при том ничейной земли тут нет! Каждый дремучий угол кому-нибудь да
принадлежит, в каждом задрипанном городишке, в каждой деревушке
какой-нибудь князек да сидит, и за это право Рюриковичи будут
стоять насмерть.
Плюхнувшись в походное кресло, я
мрачно уставился на лежащий на столе свиток. Это был договор, что
привез мне боярин Малой еще перед битвой. В нем часть московских
думных бояр просило меня принять Москву в Союз городов. Без решения
всей боярской думы и княжей печати это была просто бумага, не
имеющая никакой правовой силы, но я чувствовал, что в нынешних
условиях может пригодиться любой аргумент.