Хруст только-только схватившегося
наста под лыжами, сверкающего на солнце тысячами серебряных
искринок, да пока еще легкий, бодрящий морозец – все это помогает
отвлечься от тоскливых мыслей. Так, сердце мое болит о Раде,
вынужденно оставленной в лагере Скопина-Шуйского в Александровской
слободе. Видит Бог, как же я устал от этой бесконечной войны, как
же я хотел подольше остаться с возлюбленной! Но Михаил Васильевич
дал мне лишь неполный месяц насладиться тихим семейным счастьем…
Много ли это, или мало? Мгновения, проведенные с любимой женщиной,
ее теплые, ласкающие объятья, воркующий голос и бесконечные слова
любви – они навечно отпечатались в моей душе. Блаженство пребывания
рядом с молодой женой казалось мне вечным – но эта вечность
неожиданно оборвалась! Оборвалась, как только закончился период
осенней распутицы, и раскисшие грунтовые дороги прочно сковал
морозец да припорошил мягкий снежок…
А после – после князь, сам
разлученный с молодой супругой, но стоически терпящий разлуку (как
собственно, и практически каждый воин его народной рати!) призвал
меня к себе. Как оказалось, несмотря на весьма скромные успехи
«драгунской» полусотни прошедшей осенью, Михаил счет мой печальный
опыт достаточно полезным для того, чтобы вновь отправить меня в тыл
врага.
Видимо, Великий князь и предводитель
«народного войска» решил, что расхожая истина «за одного битого
двух небитых дают» – вполне справедлива…
И каково же было мое удивление (вкупе
с разочарованием!), когда выяснилось, что отправляют меня с
небольшим отрядом опытных стрельцов и казаков не для того, чтобы
навести шороху в ближних тылах тушинцев и Сапеги, а к самой
западной границе, где польско-литовское войска короля Сигизмунда
Ваза уже взяло в осаду Смоленск!
Но тем очевиднее выбор
Скопина-Шуйского: войну на два фронта и с тущинцами, и с польским
королем ему не потянуть, и задержавший ляхов Смоленск стал залогом
выживания Московского царства. Насколько мне не изменяет память,
польный гетман Станислав Жолкевский (в моей истории – победитель
царского войска при Клушино, наголову разбивший оставшуюся без
лидера «народную рать» вкупе с наемниками Делагарди), предлагал
лишь блокировать севшего в осаду воеводу Шеина – и следовать на
Москву. То есть он предлагал самый гибельный для нас вариант! Ибо
даже после поражений под Калязином и на Каринском поле тушинцы и
мятежные литовцы Сапеги были еще достаточно сильны, чтобы дать
русским последнюю битву – будущую сечу под Дмитровом… Ее исход
определен – Сапега будет окончательно разбит. Но! Если бы Сигизмунд
Ваза послушался бы многоопытного Жолкевского, и тот успел бы
привести коронную рать, свежих наемников и гусар, да крупные
контингенты воровских казаков – сильно разбавленных чернью
запорожцев… Тогда враг имел бы двукратное превосходство на поле
боя.
