Глава 1.
Год спустя.
В этом месте берег шел вверх, и земляная шкура сползала, обнажая
темно-красную гранитную подложку. Камень, расписанный трещинами,
выдавался вперед, нависая над самой водой, и дом гляделся
естественным его продолжение. Древний, сложенный из гранитных
глыбин, он разительно отличался от прочих домов и видом, и самой
своей принадлежностью иному миру, в котором, казалось, все еще не
знали о детях Камня и Железа.
Дом прятался за высокой оградой из кованого железа, чьи прутья
давно и прочно облюбовал плющ. Укрытый от посторонних глаз за
одичалым садом, лишенный колонн и портиков, снабженный свинцовыми
трубами водостоков, дом был почти уродлив в своей простоте. Пара
грубоватых эркеров и нелепый, местами обвалившийся фриз гляделись
нелепо, а узкие редкие окна, прорывавшие стены его, казались
излишеством. В окна эти свет попадал лишь изредка, другое дело –
сквозняки. И женщина в серой пуховой шали привычно куталась,
пытаясь согреться.
Она зябла.
Осенью ли, когда черная речная гладь дрожала от ударов капель, а
по каменным подоконникам растекались лужи. Весной ли, когда снег
таял, и крыша привычно потрескивала под тяжестью его. Зимой,
пожалуй, тоже, но зимы для женщины пролетали быстро – дни были
одинаково черны и холодны.
И женщина пряталась от них в собственной спальне.
Там, среди потемневшего белья, иссохших роз, выбрасывать которые
она запрещала, и оплывших свечей, женщина чувствовала себя в
безопасности. Ее фантазии оживали, а жизнь обретала краски, пусть
бы ее и существовали они лишь в ее воображении.
Женщину считали сумасшедшей, и пожалуй, она соглашалась, что у
тех, кто жил в ее доме, имелись для того все основания. Однако
безумие защищало ее.
Кто знает, что бы сделали с ней в ином случае?
Она улыбнулась и провела сухими пальцами по свинцовому
переплету.
…тот, кто притворялся ее сыном, предлагал заменить окна. Она
отказалась.
Мальчик не понимал, что место это должно оставаться прежним.
И место, и сама Ульне.
В темном толстом стекле отражалась она, тонкая хрупкая, как одна
из ее драгоценных роз. Черты ее лица, некогда мягкие, с возрастом
заострились, кожа утратила белизну, обрела оттенок старого
пергамента. Платье, сшитое по моде начала века, стало слишком
велико, и сколь бы туго горничная ни затягивала шнуровку на
корсаже, платье все одно висело.