Пролог
В жаркий
летний день, от городских окраин к проходной оружейной фабрики
приближались трое высоких, статных, и удивительно жилистых мужчин.
А еще вернее, полноправных казаков — чем ближе они подходили, тем
отчетливей можно было различить фуражки и широкие синие лампасы на
шароварах. На проходной они и вовсе развеяли все возможные
сомнения, с врожденной казачьей непринужденностью проигнорировав
как турникет, так и самого охранника при нем. Миновали первый,
попытались обогнуть второго...
— Ну-ка
замерли! Теперь на две сажени назад. Живо!
Особенную
убедительность этой просьбе придавала рукоятка револьвера, торчащая
из открытой кобуры. И правая ладонь охранника, зацепившаяся большим
пальцем за ремень аккурат рядом с этой самой кобурой. Казачки
переглянулись, пожали плечами, и все так же непринужденно вернулись
обратно, причем один успел с насмешкой шепнуть другому что-то вроде
«какие грозные сторожа на фабрике!».
— Служивый,
а как бы нам самого главного увидеть, а?
— Вам
назначено?
— Да вроде
нет.
— Запись на
прием вон за той зеленой дверью.
Гости
Сестрорецка опять переглянулись, на сей раз озадаченно. Затем
пожали плечами, переваривая непонятный ответ, и повторили
попытку:
— Да ты не
понял, служивый. Мы сродственники его, нам так можно, без всяких
там… Этих ваших штук.
— Запись на
прием за вон той зеленой дверью.
— Да поняли
мы уже, поняли. Ну а письмецо-то от батюшки передать ему можешь?
Или что браты сродные[1] до него
приехали?
После этих,
в сущности простых, и уж точно необидных слов, в глазах подтянутого
мужчины в черной форме появилось очень нехорошее выражение. А рука,
отцепившись от ремня, прочно обосновалась на ладно изогнутой
рукояти револьвера. И неизвестно, чем бы закончился столь неудачно
начавшийся разговор, если бы из темной прохлады караулки под жаркое
августовское солнышко не вышел начальник охранной смены. Выслушал
рапорт от подошедшего к нему подчиненного, внимательным взглядом
буквально ощупал троицу мужчин, а напоследок даже попросил
документы — видимо, захотел блеснуть перед ними своей грамотностью.
Ну что сказать — блеснул, после чего ненадолго задумался, затем
сделав им знак обождать, скрылся на пару-тройку минут в караулке.
Вернулся с явным удивлением на лице, и как-то странно косясь на
синелампасников, отрядил одного их подчиненных в
провожатые:
