1
Вагон был собственностью господина Романова. Как и поезд. Да и
железнодорожная дорога тоже была собственностью господина Романова,
пусть и с формальными оговорками. Чему удивляться: в газетах пишут,
что и Край некоторым образом есть собственность господина Романова.
А Край — из тех, что меряют во Франциях, Швейцариях и Голландиях.
Так и пишут — мол, на территории Края уместятся Франция,Швейцария,
Голландия, и еще останется место для пары-тройки Лихтенштейнов.
Но ни одновременно, ни порознь Швейцария сотоварищи сюда не
торопятся. Им и в Европе хорошо.
Вместо Швейцарии еду я. В чужом личном вагоне чужого личного
поезда.
Сначала-то я летел самолетом. Потом поездом Российских Железных
Дорог, хоть и фирменном, но плохоньком. Потом по реке на пароходе.
Река большая, пароход старый, я голодный: буфет на пароходе был, но
доверия не внушал. Пароход добежал до пристани Крайней — последней
на реке. Выше был только Замок, но путь к нему преграждали пороги.
Поэтому и была проложена железная дорога — не сейчас, конечно, а в
незапамятные времена.
Вагон был особый. Не плацкартный, не купейный, не спальный.
Вагон-салон с диванами, креслами и столами. Трофейный. С той самой
Войны. Никакой пластмассы, всё естественное. Натуральное дерево —
красное. Натуральная кожа. Поискать, то и свастику найти можно.
Стюард предложил подкрепиться, и я сейчас пью натуральный
«Боржоми» (знатоки оценят) и кушаю бутерброды с натуральным
сливочным маслом и осетровой икрой. Именно кушаю, а не ем:
деликатно, откусывая маленькие кусочки. Два небольших бутерброда по
триста калорий каждый. Сегодня я могу себе позволить шестьсот
калорий жиров и холестерина. Я этого достоин.
Поезд вполз в тоннель, и тут же плавно, как в кинотеатре,
загорелись плафоны. Тоннель, верно, тоже принадлежал господину
Романову, подумал я, дожевывая последний кусочек бутерброда.
Тут же вошел стюард, спросил, не желаю ли я чего-нибудь еще.
Я, конечно, желал — но отказался. Не из-за гордости бедных, а
исключительно ради самосохранения. Это как лавина, стоит только
начать, через месяц плюс три килограмма, через год — плюс тридцать
три. А через пять лет? Таков удел спортсмена: организм привык много
трудиться и, соответственно, возмещать затраты белками, жирами и
углеводами в объёмах много больших, нежели у менеджера или даже
брокера. Уйдя из Большого Спорта, расстаешься с самыми разными
привычками, но тяга к дополнительным калориям остаётся надолго.
Выбираешь из трёх: либо больше двигаешься, либо меньше ешь, либо
состязаешься со свиньей — кто быстрее наберет вес. Обычно находится
компромисс между возможностями, этакий триумвират, но среди трёх
равных кто-то всегда равнее других. В моём случае — жесткое до
жестокости самоограничение. Не даром я родился под знаком Весов.
Каждый грамм взвешивается, каждая калория учитывается.
