Десять лет назад. Химкинский лес.
Лес дышал. Это не было метафорой, не было поэтическим преувеличением, которое Андрей так ненавидел в учебнике литературы. Это был факт, осязаемый и плотный, как влажная шершавость сосновой коры под ладонью. Воздух был не просто воздухом – он был густой суспензией из испарений болотной тины, хвойной смолы, сладковатой гнили прошлогодней листвы и чего-то ещё, тёплого и живого, что вдыхали лёгкие и выдыхала бархатная тьма между стволами. Лес дышал, и они, пятеро подростков, затерянных в его безразмерных, как им казалось, лёгких, были лишь случайными бактериями в этом цикле.
Андрей был их негласным ядром. Не лидером – лидерство предполагало ответственность, а он её презирал. Он был точкой отсчёта. Его молчаливая, чуть насмешливая уверенность была компасом, по которому сверяли свои внутренние стрелки остальные. Сейчас он лежал на спине на остывающем, отдающем ночной сыростью склоне оврага, руки закинуты за голову, и смотрел в узкую прорезь между чёрными силуэтами пихт, где теснились, холодные и безразличные, мириады звёзд.
– Бред сивой кобылы, – произнёс он беззлобно, его голос был низким и немного хриплым, будто поросшим мхом изнутри. – Никакого метеоритного потока тут нет и быть не может. Персеиды. Смешно. Это пыль с хвоста кометы Свифта-Туттля. Мельчайшая пыль. Она сгорает за сто километров над землёй. А вы тут расселись, как зрители в планетарии.
Лена сидела рядом, прижавшись коленом к его бедру. Её колено было точкой контакта, крошечным островком тепла в огромном, прохладном мире. Она не смотрела на звёзды, она смотрела на его профиль, вырезанный сумраком. Для неё этот компас был не просто инструментом ориентации; он был магнитом, притягивающим все частицы её тревожного, рвущегося на части мира. Его скепсис был формой силы, и она впитывала её, как иссохшая почва впитывает первую каплю дождя. Её любовь к нему была не чувством – она была одержимостью, тихой, тотальной, парализующей волю. Он был её личной религией, а его прикосновения – единственными реальными таинствами.
– Ну и что? – отозвался Серёга, вечный оппонент, чей разум работал как шахматная доска, где каждому явлению находилось логическое объяснение. Он щёлкал зажигалкой, и на миг его острое, умное лицо освещалось резким оранжевым светом. – Пыль или не пыль, а зрелище всё равно красивое. Эстетический восторг, Андрюха. Ты его в своих учебниках по астрофизике не найдёшь.