Осенние листья хрустели под подошвой, схваченные морозом. Всё как и положено – с первым днём месяца листопада улетели на юга большим клином журавли, обещая скорый приход холодов. Самое время достать тулуп потеплее – в овчинном кожухе уж очень зябко бывает, особенно поутру, особенно в лесу.
Кожуха Éлеш не имел, так что шёл в шерстяной рубахе и тёплой безрукавке мехом вовнутрь. И холодно ему не было – грело горячее сердце, которое есть у всякого, кто молод и влюблён, да любовь свою доказать стремится.
Шёл он в лес, поудобнее перехватив рогатину и крепкую небольшую корзинку для ягод. Шёл и был горд собой – встал раньше всех, да глубже всех в лес направился, к болотам с огоньками, что горят там всю ночь и уходят на покой с рассветом. Болота эти, ощетинившиеся обломанными берёзами и чахлыми елями, местные не любили и избегали, не ходили без острой нужды, ведь ягоды – клюкву и морошку, можно было собрать и в другом месте. Зачем идти туда, где ночью пляшут по кочкам бесы и болотники? Того и гляди встретишь какое лихо.
Нет уж, в других местах тоже ягоды растут и всем их хватит.
Кроме Елеша. Сегодня он шёл за самыми красивыми ягодами что в этом лесу водились. За ягодами для Зарянки. И других ему не надо было.
Пришёл он к Дурному болоту.
Дорогу, как и все мальчишки, знал с детства, но не ходил, боялся и только страшные и истории об этом месте слушал и другим рассказывал, сильно их приукрасив. Оттого казалось болото жутким до невозможного, чуть ли не людоедским. Хоть ночью, хоть днём.
Но сейчас, когда сквозь светлые осенние тучи пробивалось робкое утреннее солнце, в кочках не чудились изогнутые мохнатые спины болотников, а тёмная вода блестела совсем нестрашно, точно рыбья чешуя. Обступили это место осины, ели да берёзы.
То тут, то там расползлась по воде трясины хрупкая корка первого льда – малахит и золото листьев и трав серебрились робким морозом.
– Красота-то какая, – выдохнул Елеш и невольно залюбовался Дурным местом. Так ему захотелось это всё запомнить, что замер, во все глаза глядя на картину. Ведь как есть – картина.
Хоть бери да пиши, пока волшебство не развеялось. А ягоды… Это успеется, и никуда они не денутся, да? Некому зариться. Ведь кто ещё решится сюда пойти? Есть ли в их селе ещё один такой влюблённый? Или дурак?
—… дурак и есть! – как-то хохотала Заряна, глядя на распухшие пальцы Елеша. Тот пунцовел щеками и совал руки в выданный горшок с колодезной холодной водой. Сама же Заряна сидела рядом и вынимала из крынки тонким пальцем грубо сломанные пчелиные соты. Конечно, завсегда можно пойти к дядьке на пасеку и попросить у него лакомство, но мёд лесной и дикий был отдельной радостью. Тем более, когда его добывали рук своих не жалея. Заряне было чуточку совестно – уж лучше бы Елеша пчёлы за нос укусили и щеку, как других юношей на прошлой неделе. Вернулись они без добычи и с лицами, похожими на вылезшее из кадки тесто. Визгу было! Словно девки, в слюдяные окна глядели да у подруг зеркальца выпрашивали, чтоб узнать, так ли страшны стали. Сидели потом с примочками из тёртой картошки – их до сих пор только Драниками и звали.
