Нарком

Холодный свет лампы подёргивался, словно проверял нервы не только у Егора, но и у всего учреждения, где ночь наступала не по расписанию, а по погоде в головах дежурных.

Егор уже третий раз листал отчёт по пациенту с паранойей, будто надеялся, что диагноз за это время сменится на что-нибудь более вдохновляющее. Буквы на экране вели себя подозрительно: одни пытались сбежать в нижний угол, другие скакали в строке, как по бульвару в час пик.

Он потер переносицу — жест простого человека, стоящего между двумя сменами и двумя чашками кофе. Кожа на пальцах была клейкая, потому что кофе уверенно заключил союз с антисептиком, и теперь запах был такой, словно где-то в закутке клиники заело старый лифт, а электрик уехал в отпуск.

Вздохнув, Егор потянулся к кружке, как солдат к пайке в перерыв. Кофе был холодный, остывший до состояния студёной драмы, но это его не остановило — привычка сильнее температуры.

— Прекрасно, — пробормотал он. — Осталось тридцать страниц бреда, и я официально заслужу отпуск.

Из-за окна вдруг раздался гул машин — для этой части Москвы и для такого времени ночи событие почти парадоксальное. Здесь тишина обычно держалась на таком уровне, что любой уважающий себя термостат щёлкал на батарее с чувством собственного достоинства, и этот щелчок был предметом для размышлений на долгие минуты.

Егор ткнул пальцем в клавишу «сохранить» — с той решимостью, с какой бюрократ передаёт важную бумагу в архив. Но экран предпочёл сохранить интригу: курсор замер в точке и делал вид, будто ему есть дело до всех этих ночных шумов.

Слабый свет лампы легкомысленно раскинулся полосой на клавиатуре, будто желая подсветить его сомнения. Ноутбук выглядел пришельцем из мира, где пластик всегда тусклый, а буквы словно специально стирают, чтобы проверить терпение владельца. Шум за стеной утих, и воздух вновь стал густым, будто кто-то забыл его проветрить после прошлого дежурства.

— Эй, — он постучал по клавиатуре. — Не начинай, дружище. Я тебя кормил, обновления ставил. Не предавай меня ночью.

Ноутбук продолжал хранить гордое молчание. Ни писка, ни движения — лишь экран светился равномерно, а курсор и вовсе решил взять отпуск за свой счёт, не моргая ни разу.

Зато лампа на столе проявила характер. Сначала мигнула раз — негромко, без намёка на сенсацию. Затем второй раз, уже чуть увереннее. Свет на миг стал ярким, почти сварочным — казалось, сейчас зазвучит фанфара или появится слесарь в каске. Но всё обошлось: лампа вернулась к прежнему освещению, как артист после репризы.