Авторы выражают глубочайшую
благодарность
за помощь в работе над
текстом:
Елене
(Chelcy),
Ашвине,
Алексею
Ильину,
Галине
(Qweqwere),
Лисе.
Друзья,
без ваших дельных подсказок, ценных советов и грамотных замечаний
эта книга многое бы потеряла.
Огромное
спасибо волшебнице дизайна Nina Neangel за создание авторской
обложки и фирменного стиля трилогии.
Хорош выдался цветень – первый
месяц лета! Дивно хорош. Теплый, погожий. Ненастные дни по пальцам
пересчитать можно. Нынешний же и вовсе был на загляденье. С утра
пролился стеной дождь. Прибил пыль, вычернил могучие бревна тына и
тесовые крыши изб, оставил по тропинкам блестящие лужи. А после
солнышко выглянуло. Благодать!
Во дворах веси еще царила
тишина, но уже тянулся над поселением дым очагов – скоро
возвратятся с лова охотники, молодежь придет с репища, дети из
лесу. Тогда и оживет деревня: рассыплется тишина на голоса, смех,
визг, крики и радостный собачий лай.
Летние дни – длинные, светлые.
Ночь на порог едва ступит, едва крылья свои черные над миром
раскинет, а утренняя зорька ей уже в затылок дышит. Всегда бы
так...
Дед Врон, опираясь на крепкую
клюку, сошел с крыльца и поковылял к скамье, устроенной нарочно для
него в тени старой яблони. Здесь старик тяжело сел, прикрыл
воспаленные глаза и подставил морщинистое лицо щедрому
солнцу.
Хлопнула дверь избы. Во двор
выбежала девчушка весен восьми. Путаясь в подоле рубахи, она
подлетела к блаженствующему старику и, силясь казаться взрослой,
проворчала:
– Ты, деда, долго не сиди! А то
стемнеет скорехонько, – накинула на согбенные плечи душегрейку и
упорхнула обратно в дом.
– Егоза, – с затаенной
нежностью прошептал вслед внучке Врон и вздохнул, когда подумал о
том, что не увидеть уж ему, как придут за Зорянкой сваты. Не
дожить.
Ветер ласково перебирал седые
волосы. В яблоневых ветвях свиристела птица, хрипло прокричал
петух. Хорошо...
Скрипнула калитка. Дед очнулся
от дремы и открыл слезящиеся глаза. На двор с улицы зашел соседский
парень. Молодой. Да только ноги едва переставлял. Горбилась некогда
прямая спина, в смоляных волосах серебрилась седина, а глаза были
потухшие.
– Мира в дому, Острикович... –
негромко молвил вошедший.
– Мира, Каред, – ответил старик
и подвинулся на лавке. – Садись. Что? Маетно тебе?
Гость опустился на скамью и
кивнул.
