Меня зовут Кейт Левит-Вейт, и «Мускулы и яд» – книга, которую я писала, боясь собственной смелости.
У меня нет потерянного брата. Нет опыта детокса по ночам и аппарата Илизарова на ноге близкого человека. Но я знаю вкус вины, которая шепчет: «Ты могла бы предотвратить». Знаю, как ненависть к чужой самоуверенности может быть просто невыплаканной любовью к тем, кого уже не вернуть.
Эта история – сотни чужих голосов, которые я собрала и пропустила через себя: голоса сестёр, жён, матерей, бывших звёзд стадионов и тех, кто остался стоять у края, когда трибуны замолчали. Я держала зеркало дрожащими руками, чтобы те, кто действительно прошёл этот путь, увидели в нём себя и не почувствовали себя одинокими.
Если вы открываете эту книгу – знайте: я писала её из уважения к вашей боли. И из веры, что даже самые рваные шрамы когда-нибудь становятся картой домой.
С глубочайшей благодарностью всем
Кейт Левит-Вейт
ТРИГГЕРНЫЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ
Книга только для взрослой аудитории (+18). Содержит:
– Опиоидную зависимость: употребление, ломка, детокс, рецидивы, суицидальные мысли на отмене.
– Травму утраты близкого и вину выжившего.
– Хроническую боль, инвалидность, подробные описания травм и реабилитации.
– Явные сексуальные сцены, включая элементы власти/подчинения и секс на фоне эмоционального срыва.
– Токсичные родительские отношения, эмоциональное пренебрежение.
– Реалистичные сцены родов и послеродовой тревоги.
Элли
Тишина.
Именно ее я почувствовала первой, сорвавшись с края сна в свои девятнадцать. Она была разной. Сначала – бархатной и густой, как вата в ушах после взрыва. Потом – колючей, как иней на коже. А к утру она оседала в костях тяжёлой, свинцовой усталостью. Не скрип кровати в комнате общежития «Лайф-Сайенс Холл», не приглушенный гул кондиционера. Нет. Та тишина, что поселилась внутри меня два года назад, съела все остальные звуки. Она была единственным, что осталось от того телефонного звонка.
Я лежала на спине, уставившись в потолок, подсвеченный оранжевым светом уличных фонарей. Мозг, прекрасно зная нейрофизиологию горя, беспомощно фиксировал симптомы: мышечная атония, тахикардия, сенсорная депривация. Диагноз – жизнь. Прогноз – неясный. Комната была чужой, пахла старой плитой, пылью и чужими жизнями. Я провела рукой по лицу. Кожа была сухой. Слезные железы, исчерпав лимит, объявили забастовку. Обезвоживание. Осталась лишь эта тишина – законченная, идеальная, как тело в саркофаге.
