Пылинки танцевали в косых лучах утреннего солнца, пробивающихся сквозь высокое окно гримерной. Я стояла перед зеркалом, ощущая знакомый трепет – смесь волнения и предвкушения. За спиной, в огромном зале нового салона «Создай себя», уже слышались приглушенные голоса первых гостей, суетливая энергия приближающегося торжества. А здесь, в этом уединенном пространстве, время как будто замедлилось, отделив меня от внешнего мира. Я рассматривала свое отражение – лицо, еще немного бледное от недосыпа, но с блестящими глазами, подчеркнутыми тонкой линией подводки. Элегантный брючный костюм пастельного оттенка сидел безупречно, подчеркивая стройность фигуры. Все было выверено до мелочей: прическа, легкий макияж, даже тонкая нитка жемчуга, опоясывающая мою шею. В этот момент я была воплощением той уверенности и безупречности, которую так долго стремилась создать не только для себя, но и для других. Однако, под тонким слоем тщательно выстроенного образа, в глубине моих глаз мерцала легкая, едва уловимая тень – отголосок прошлого, которое никогда не оставляло меня полностью.
Я провела кончиками пальцев по прохладному стеклу зеркала, и вдруг привычный интерьер сменился. Словно через магический портал, я перенеслась в другое время, в другую реальность. Перед моими глазами возникла комната из детства – залитая мягким светом, с тяжелыми бархатными шторами и тонким ароматом французских духов, который всегда витал в воздухе, словно невидимый шелковый шарф. Это была комната моей мамы.
Она была воплощением всего того, к чему я стремилась, чем восхищалась и что потеряла так рано. Мама… она была как картина эпохи Возрождения, сошедшая с полотна. Её грациозность, её осанка, её умение держаться – всё было безупречно. Я помню, как маленькая Света, лет пяти, замирала на пороге, наблюдая за ней. Мама, склонившись над туалетным столиком, с мельчайшей точностью наносила на свое лицо легкий макияж. Её руки, длинные, с изящными пальцами, словно творили волшебство. Она умела так тонко растушевать тени, так нежно подчеркнуть линию скул, что её лицо преображалось, становилось еще более выразительным, еще более живым. Для меня это был не просто процесс нанесения косметики, это был ритуал. Ритуал преображения, ритуал силы.
– Смотри, доченька, – обращалась она ко мне, её голос звучал как мелодия. – Каждая женщина – это цветок. И ей нужен правильный уход, чтобы расцвести во всей красе. Вот крем, он питает кожу, делает её бархатистой, – она протягивала мне маленькую баночку с ароматным кремом, и я, прижавшись к ней, с удовольствием вдыхала тонкий, нежный аромат. – А вот это – самое главное, – говорила она, поднося ко мне маленькую кисточку с румянами. – Легкий румянец, который придает лицу свежесть, жизни. Это как солнце, которое согревает изнутри.
