День выжал из них все соки, оставив лишь пустую оболочку, устало волочащую ноги по асфальту. Щелчок замка в двери квартиры прозвучал как удар судейского молотка, объявляющий о долгожданный амнистии. Михаил первым вошел в прихожую, с грохотом бросив на пол свой портфель. Анна последовала за ним, без сил прислонившись к дверному косяку.
Они не говорили. В этот час слова были лишними, они лишь нарушали бы хрупкую гармонию общего изнеможения. Их общение было беззвучным, понятным только им двоим. Михаил, не глядя, снял с нее аккуратное легкое пальто, а она – повесила на вешалку его модную дорогую куртку. Они двигались как единый механизм, отточенный месяцами совместной жизни.
Анна первой сбросила оковы профессиональной жизни. Она присела на скамейку в прихожей и с тихим стоном облегчения сняла туфли на высоком каблуке – эти изящные орудия пытки, которые делали ее ноги неотразимыми, но к вечеру превращали их в гудящие камни. Она пошла босиком, остановилась и, поглаживая тылом левой стопы натруженную правую ступню, устало вздохнула. Михаил, проходя мимо, бросил на это движение короткий, но полный понимания взгляд. Он знал, как она страдает ради красоты.
В спальне они устало разделись, сбрасывая одежду как змеиную кожу. Жесткий деловой костюм, облегающее платье, шелковое белье – все это летело на стул, формируя бесформенную кучу символов ушедшего дня. Они переоделись в свою настоящую одежду: Михаил – в старую, мягкую футболку и джинсы, Анна – в легкое домашнее платье и тонкое шелковое белье. Это был их ритуал возвращения к себе.
Ужин был быстрым и незамысловатым. Остатки вчерашней пасты, два бокала красного вина и тишина, которую нарушало лишь стук вилок и звон стекла. Они сидели друг напротив друга, но их мысли были где-то далеко, блуждая по лабиринтам рабочих задач и городских забот. Вино медленно растапливало ледяные корки усталости, возвращая в кровь тепло и легкую, приятную расслабленность.
– Музыку? – спросил Михаил, допивая вино.
Анна кивнула, улыбнувшись впервые за вечер. Это был их код. «Музыку» – означало не просто включить фон, а создать атмосферу. Устроиться в коконе звуков, который отделит их маленький уютный мир от большого и враждебного.
Михаил подошел к дорогому виниловому проигрывателю – его гордости и той безумной роскоши, на которую он не жалел денег. Его пальцы перебрали несколько пластинок и остановились на одной. Чарли Паркер. Грустный, надежный. Он опустил иглу, и из динамиков полился мягкий, обволакивающий саксофон, перетекающий в глубокую, вибрирующую басовую линию.
