Столыпинские вагоны были похожи на деревянные ульи, из которых вытряхнули рой. Люди высыпали на непривычный сибирский перрон, щурясь от непривычно яркого, даже осенью, солнца. Воздух был другим – не вязким и хлебным, как в Белоруссии, а острым, хвойным, с примесью дыма и первой пороши. Так пахла свобода. Так пахла надежда.
В толпе выделялся Семён Берёзкин. Не ростом – он был невысок и жилист, – а особым, плотничьим складом. Его руки, привыкшие сжимать топорище и выводить венцы изб, сжимали единственный узел с нехитрым скарбом. Он был одним из тех, кого называли «ходоками». Не беглец, не отчаявшийся, а разведчик. Ему было поручено односельчанами из Гомельского уезда найти место, где земля душу кормит.
Его спутники, такие же худые, обветренные мужики из Смоленской губернии, уже жались к сбитой с ногтей карте. Им указали на свободные земли в Томском уезде, в Гондатьевской волости. Дорога от станции до места заняла несколько дней на подводах, а потом и пешком. Сибирь встречала их молчаливой, суровой мощью. Бескрайние поля, уже тронутые первым заиндевевшим ветром, сменялись стеной леса – тёмного, осиново-берёзового, нетронутого.
И вот они вышли к тому месту. Протекала неширокая, но быстрая река, которую местные звали Ача. Рядом – возвышенность, сухое место, пригодное для постройки. Вокруг – густой осинник, перемежающийся берёзовыми рощицами, и участки целинной земли, тучные, чёрные, лишь слегка тронутые жёлтой осенней травой. Место было красивым, дышащим силой и покоем.
«Вот… – хрипло проговорил один из смолян, снимая картуз. – Ось тут и станем».
Семён Берёзкин молча обошёл возвышенность, потрогал землю, посмотрел на изгиб реки, оценивая, где ставить мельницу. Он не сказал ни слова, но по тому, как он глубоко вдохнул этот воздух и как замер его взгляд, стало ясно – решение принято. Часть ходоков решила вернуться за семьями. Но Семён и ещё несколько самых отчаянных остались. Остались, чтобы с нуля, с одним топором да парой рук, начать новую жизнь.
Они рубили первые брёвна для землянок, пока не встали первые избы. Они дали своему поселению имя, простое и ясное, как и всё вокруг – Большеречка. Они ещё не знали, что их внуки будут рассказывать правнукам о том самом первом дне, когда их прадед, Семён Берёзкин, стоял на этом холме и выбирал будущее.
