В тот день горела городская свалка. И едкий вонючий дым, проникая сквозь форточки и входные двери, впитывался в одежду и мягкую мебель, оседал на хлебе и занавесках, доводя до тошноты. Жара усугубляла вонь. К вечеру мерзкая дымка окутала весь район. А на следующее утро грязный мусоровоз, как ни в чем не бывало, доставил к месту вчерашнего пожара очередную партию мусора. Меня выбросили вместе с ней…
Моя история началась пятнадцать лет назад, когда на заводах еще выпускали карбюраторные «девятки», новенькие и блестящие. С цветом машины мне повезло – она была карамельно-коричневая, как леденец. Помнится, назывался этот цвет «нефертити», а в техпаспорте почему-то было указано: «серебристо-бежевый». Впрочем, я могу и ошибаться. Но если бы не он, я бы никогда не встретил Вику.
Я был сердцем своего автомобиля – его карбюратором. Я исправно толкал бензин по ее венам и аортам, словно кровь, благодаря чему ревел мотор, дребезжало российское железо, крутились колеса и мимо неслась моя пустая, в принципе, но еще такая молодая и спокойная жизнь. Я поменял за восемь лет двух хозяев. Четвертого мне было не дано. Как говорится, все имеет свое начало и свой конец. Вот и я встретился со своим третьим, точнее третьей, – летом 2008-го.
Никогда не забуду тот июльский вечер, когда в первый раз увидел ее. Она вышла из подъезда в легкой прозрачной кофточке, подошла к машине, наклонилась и открыла капот…
– Конфетка, – сказала она.
И я понял, что решение о покупке принято.
В ту ночь, в последнюю ночь, проведенную в гараже своих прежних хозяев, я не мог забыться сном ни на минуту: все вспоминал ее блестящие глаза и яркий макияж на красивом лице. И этого парня рядом с ней, который так грубо схватил ее за локоть и процедил сквозь зубы:
– Вырядилась, как шлюха! А ну живо домой, переодеваться!
За это я возненавидел его с первого взгляда. Возненавидел его так же сильно, как ее – полюбил. Недаром ведь говорят, что карбюратор – сердце автомобиля. В тот вечер мои патрубки запульсировали, и я прикипел к ней всем своим существом. Наверное, только карбюраторы умеют так сильно любить.
Моя страсть к ней доходила до исступления. Я знал, что она истерична, что невыносима, что с нею будет нелегко. Но пока плод запретен, он – твой идеал, а ты – его раб. Только я был плохим рабом – я практически ничего не мог для нее сделать. Разве только заводился каждый раз в ее присутствии. Когда за руль садился Марк, этот ее парень, я упрямо глох. И только в ее руках наша старая машина обретала душу и силу.
