Шанхай 2040 года пылал за стеклом, как рассыпанное по бархату небесное сокровище. Неоновые иероглифы рекламных табло, алые следы летающих лимузинов и холодные бирюзовые всполохи граффити-голограмм – весь этот фантасмагорический узор мерцал в панорамных окнах аукционного дома «Золотой Феникс». Но внутри царила иная религия. Воздух здесь был густ и сладок, словно дорогое вино, – в нем сплетались терпкие ноты старинного красного дерева, пряная аура мужских духов и холодный, безжалостный аромат денег.
Элита Поднебесной, затянутая в шелка и смокинги, восседала в бархатных креслах, подобно императорскому двору, наблюдающему за представлением. На низкой сцене, освещенной мягкими софитами, аукционист – живое воплощение респектабельности – с почти религиозным благоговением держал в руках лот. Нефритовую печать эпохи Мин.
«Превосходнейшей чистоты зелёный нефрит, – голос его был бархатным раскатом, завораживающим и властным. – Внутри – дыхание самой истории. Вглядитесь в резьбу: это дракон, чья сила запечатлена в столь изящных линиях, что кажется, он вот-вот сорвётся с камня и унесется в небеса…»
Цифры на табло взлетали, словно искры от костра, разожженного из банкнот. Миллионы юаней росли с каждым кивком, каждым едва заметным взмахом бледной руки. Азарт был скрыт под марой безупречных манер, но витал в пространстве, осязаемый, как электричество перед грозой.
И именно в этот момент взгляд невольно цеплялся за неё.
Линь Шао.
Она сидела чуть в стороне, в тени колонны, облаченная в строгое чёрное платье, что не пыталось кричать о её красоте, а лишь молчаливо её подчёркивало. Её лицо, с тонкими, словно выточенными из фарфора чертами, было неподвижно и холодно. Спокойная уверенность, исходившая от неё, была настолько полной, что казалась почти надменной. Она не участвовала в общем гуле, её пальцы не делали лихорадочных заметок на планшете. Каменная статуя в самом сердце бури.
Но глаза… Глаза выдали её. Когда луч света упал на витрину, и нефритовая печать вспыхнула глубоким, почти живым зелёным огнём, в её тёмных, бездонных зрачках вспыхнул ответный отсвет. Не азарт, не жадность – нет. Напряжённый, сконцентрированный, почти хищный интерес. Миг, за который холодная уверенность превратилась в стальную решимость. Миг, длиною в одно дыхание, прежде чем её лицо вновь застыло в бесстрастной маске, скрывая бурю, что бушевала внутри.
