В лабиринте блошиного рынка, среди призраков прошлого в виде потрёпанных книг и пожелтевшего фарфора, метался девятилетний Гоша. Он нырял между вешалками, заставленными чужой старой одеждой, от которой пахло нафталином. За ним, с трудом переступая на шпильках, поспевала его мать, Ольга.
– Вот это! Вот это хочу! – наконец остановившись у заваленного рухлядью прилавка, воскликнул мальчик, тыча пальцем в висящий на гнутом плечике костюм.
– Ты уверен, сынок? – запыхавшись, произнесла Ольга, подходя ближе.
– Да! Да! – ребенок закивал с такой стремительной готовностью, будто боялся, что костюм вот-вот исчезнет.
Ольга вздохнула и взяла костюм в руки. Да, Франкенштейн как Франкенштейн. «Ну хоть не зомби», – мелькнула в голове уставшая мысль. Но пальцы сквозь перчатки почувствовали нечто странное. Ткань была не обычный синтетический трикотаж, а плотная, почти что войлочная, и на удивление тяжелая. А эти шрамы… Ольга провела по одному из них подушечкой пальца – поверхность была бугристой и шершавой, и ей вдруг с болезненной отчетливостью вспомнился шов после аппендицита. Слишком уж реалистичный. Слишком…
