Странно, но я вспомнил о Петре Матвеевиче именно тогда, когда увидел старую фотографию в антикварной лавке на Маросейке. Не помню, зачем туда зашёл – наверное, просто шёл мимо, и что-то в витрине зацепило взгляд. На снимке был дом с мезонином, какие строили в провинции в начале прошлого века, и двое мужчин у крыльца. Один в гимназической форме, другой – в чём-то штатском, неопределённом. Оба смотрели в объектив с той особенной серьёзностью, которая бывает только на старых фотографиях, когда люди ещё не научились улыбаться камере.
Пётр Матвеевич работал реставратором в нашем музее. Это было лет пять назад, когда мы ещё ютились в старом особняке на Пречистенке, до переезда в новое здание со стеклянными стенами и кондиционерами. Он приходил раза два в неделю – смотреть что-то в фондах, консультироваться по поводу очередной находки. Высокий, сухощавый, с седыми волосами, зачёсанными назад. Носил всегда один и тот же потёртый коричневый пиджак и говорил негромко, будто боялся потревожить тишину хранилища.
Однажды он сидел в читальном зале над церковной книгой семнадцатого века и водил пальцем по странице с такой осторожностью, словно прикасался к живому существу. Я принёс ему чай в стакане с подстаканником – у нас тогда ещё сохранялись эти советские подстаканники с гербами городов. Он поднял голову, улыбнулся благодарно.
– Знаете, Алексей Владимирович, – сказал он, – я всю жизнь работаю с вещами, которым по триста, по четыреста лет. И всё время думаю: а были ли счастливы люди, державшие эти книги в руках? Понимали ли они, что их жизнь имеет смысл?
Я ответил что-то дежурное, не придав значения его словам.
Он отхлебнул чаю, осторожно вернул стакан на стол.
– Видите эту заставку? – Он указал на орнамент в начале страницы. – Её рисовал человек, который знал: книгу будут читать века. Он вкладывал в каждый завиток не просто мастерство – он вкладывал веру. Веру в то, что красота переживёт время, что истина не исчезнет. Понимаете разницу между такой работой и подделкой?
Я пожал плечами.
– Ну, подделка – это обман.
– Нет, – он покачал головой. – Подделка – это неверие. Когда человек создаёт фальшивку, он не верит, что настоящее вообще существует. Он думает: всё равно, настоящее или поддельное – люди всё съедят. Но реставратор… реставратор верит в подлинность. Он знает: где-то есть истина, и к ней можно прикоснуться. Даже если она в трещинах, даже если от неё остались только следы.
