В конце девяностых, в 1998-м, когда все разъезжались кто куда, Игорь оказался в Британии. Не в Лондоне, разумеется – в одном из тех вылизанных до стерильности городков, где улицы пусты после девяти вечера, а на рассвете пробуждаются только дворники и молочники. Учиться за границей Игорю полагалось несказанно радоваться, и он старался, хотя в письмах домой всё чаще проскакивали нотки усталости. Университет оказался предсказуемо прекрасным – и столь же предсказуемо безразличным к его внутренним терзаниям. Англия сияла своей холодной английскостью, в которой Игорь путался, как в лабиринте из зеркал.
Мартин – так звали его соседа по дому – был на удивление удобным соседом. Флегматичный датчанин с идеальным английским произношением и удивительно неплохим русским, он учился на факультете экономики и мог часами сидеть с калькулятором, просчитывая какие-то замысловатые финансовые модели. Дом они сняли в складчину – маленький, на отшибе, с крошечной кухней и двумя спальнями под самой крышей. В голове у Игоря теснились образы из британских сериалов: чаепития, камины, беседы о литературе долгими вечерами. Реальность оказалась прозаичнее – суп из пакетика, учебники до глубокой ночи и вечная борьба с холодом, который пробирался под кожу, несмотря на все усилия хлипкого обогревателя.
А ещё было солнце. Оно приходило каждое утро, бесцеремонно и неотвратимо, как кредитор к должнику. Вопреки всем стереотипам об английской погоде, этой осенью солнце атаковало городок с настойчивостью маньяка. Именно их окна, выходящие на восток, принимали на себя первый удар. Игорь каждое утро просыпался от ощущения, что кто-то направил ему в глаза прожектор.
– Я уже не помню, когда в последний раз высыпался, – жаловался он Мартину за завтраком. – Занятия начинаются в одиннадцать, а я в восемь уже бодрствую, как часовой на посту.
Мартин, меланхолично размешивая хлопья в молоке, кивнул:
– Солнце – это конспирация капитализма. Оно заставляет нас просыпаться раньше, чтобы мы больше работали.
Что было в Мартине особенно замечательного – его абсолютная готовность к любым авантюрам, выраженная с нечеловеческим спокойствием. Он мог предложить сплавиться на байдарках по незнакомой реке или влезть в заброшенный дом с тем же выражением лица, с каким обсуждал погоду. Эта черта делала их соседство особенно опасным.
