Действуй, не жди

Страх провала – тюрьма без решёток, которую мы строим сами, кирпич за кирпичом, из предчувствий и сомнений. Я понял это поздно, слишком поздно – в сорок три года, когда большая часть жизни уже позади, а впереди маячит не столько будущее, сколько привычное настоящее, растянутое на неопределённый срок.

Началось всё с банального. С увольнения.

Меня сократили из районной библиотеки имени Мустая Карима в середине марта, когда за окном ещё лежал грязный снег, а в воздухе витало предчувствие весны – обманчивое, как всегда на Урале. Директриса Людмила Петровна, женщина предпенсионного возраста с железными принципами и мягким сердцем, вызвала меня в кабинет и произнесла речь, которую явно репетировала. Про оптимизацию. Про сокращение штата. Про то, что я молодой (в сорок три года!), энергичный, найду себя где угодно.

Я слушал и думал о том, что Гоголь в сорок три уже сжёг второй том «Мёртвых душ», а Чехов к этому возрасту написал всё лучшее. Я же за пятнадцать лет работы библиотекарем не написал ничего, кроме отчётов о движении книжного фонда. Впрочем, если считать библиотекарский быт романом – вполне себе «Обломов» получался, только без дивана. Диван был казённый, неудобный.

– Вы же понимаете, Игорь Владимирович, – говорила Людмила Петровна, глядя куда-то мимо меня, – что это не личное. Просто времена такие.

Времена. Вечное русское оправдание. Времена виноваты, обстоятельства, звёзды, правительство, погода – кто угодно, только не мы сами.

Я кивал, подписывал бумаги, пожимал её прохладную руку и выходил на улицу, где мартовский ветер трепал старые афиши на остановке. Одна из них рекламировала курсы переподготовки для безработных: «Новая профессия – новые возможности!» Восклицательный знак торчал вызывающе, как палец судьбы. Рядом кто-то нацарапал маркером: «Лохотрон». Вот так и живём – между восклицательным знаком и маркерной правдой.

В тот вечер я сидел на кухне коммуналки – да-да, в наше время коммуналки ещё существуют, как музейные экспонаты, только жилые, – пил чай и смотрел в окно на двор, где соседские дети гоняли футбольный мяч. Им было лет по десять, не больше. Они кричали, смеялись, падали в лужи, вставали и бежали дальше. Ни один из них не боялся промахнуться, пропустить гол, выглядеть смешно. Они просто играли.

Когда я перестал играть?