Акт I: Золотая ловушка
Солнце било в лобовое стекло, раскаляя салон до состояния парника. Последние полчаса дорога представляла собой две колеи в густой траве, петляющие между березовых колков. Лена, прислонившись лбом к горячему стеклу, наблюдала, как мелькают стволы, словно частокол, отгораживающий их от всего мира. От мира с интернетом, друзьями и хоть каким-то подобием цивилизации.
– Приехали! – звонко крикнул Миша, тыча пальцем в появившийся впереди дом.
Он стоял на пригорке, старый, бревенчатый, почерневший от времени и дождей, но крепкий, словно вросший в землю фундаментом. Резные наличники, похожие на кружево, и дымовая труба из кирпича, с которой уже струился в небо прозрачный, колеблющийся дымок. От всего веяло таким глубинным, незыблемым покоем, что тревожный комок, сжавшийся в груди Лены за время долгой дороги, понемногу начал рассасываться.
Машина остановилась у плетня, с которого свисали тяжелые гроздья хмеля. Воздух был густым и сладким, пахло нагретой смолой, свежескошенной травой и дымом. И пирогами. Этот запах шел из распахнутой настежь двери, из которой вышла бабушка Вера.
Она была точь-в-точь такой, как в воспоминаниях Лены: круглолицая, с яблочным румянцем на щеках, в белом платочке и цветастом фартуке. Ее объятия были такими же теплыми и мягкими, как и она сама, пахнущими мукой и сушеными травами.
– Внучата, родненькие! – причитала она, зажимая в объятиях то Лену, то Мишу. – Дочка моя, как же я по вам соскучилась!
Миша визжал от восторга, Лена улыбалась, ощущая странную смесь умиления и легкой неловкости. Дед Николай появился из-за угла дома молча, как тень. Высокий, сухопарый, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, как корой старого дерева. Он не обнимался, лишь положил на плечо Лены тяжелую, шершавую ладонь. Его рукопожатие было кратким и твердым.
– Ну что, входите, обживайтесь, – сказал он низким, глуховатым голосом, и его слова прозвучали не как приглашение, а как констатация факта.
Дом внутри оказался именно таким, каким и должен быть настоящий деревенский дом: просторная горница с огромной русской печью, на стенах – вышитые рушники, на полу – домотканые половики. Воздух был прохладным, с примесью запаха старого дерева, печеного хлеба и чего-то еще, едва уловимого, – сухих трав, может быть, или земли.
