Право грезить. Очерки по эстетике

Le droit de rêver © Presses Universitaires de France/Humensis, 1970

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2025

Перевод Нина Кулиш

Каждое из произведений, включенных в этот сборник, печатается по оригинальному тексту, с сохранением авторской орфографии (даже если она является необычной или устаревшей), пунктуации (даже если она расходится с общепринятыми нормами синтаксиса) и цитирования (даже если приведенные цитаты не отличаются абсолютной точностью). Это сделано с целью представить текст Гастона Башляра во всей его целостности, без каких-либо изменений.

Вместе с тем издатель взял на себя смелость исправить опечатки и пропуски, как в основном тексте, так и в авторских сносках – в частности, когда нужно было дополнить либо уточнить библиографическую или иконографическую ссылку, внести исправления, необходимость которых стала очевидна уже после смерти автора, а также указать библиографические или иконографические источники, если они не были указаны автором. Постраничные сноски, принадлежащие Г. Башляру, отмечены – Примеч. Г. Б. Комментарии в конце книги, отмеченные астерисками, принадлежат Ж.-Ф. Пьеррону.

Ж. Иеронимюс, Ж.-Ж. Вюнанбюрже,

руководители научного французского издания

Гастон Башляр (1884–1962) известен как эпистемолог и историк научного знания, как философ града науки (L’engagement rationaliste. Paris: Puf «Bibliothèque de philosophie contemporaine», 1972. P. 152) – но можно ли назвать его также и философом града эстетики (Lautréamont. Paris: José Corti, Les Essais, 2015. P. 116)? Переиздать «Право грезить» с подзаголовком «Очерки по эстетике» – значит дать положительный ответ на этот вопрос. Книга открывает нам важнейший аспект философии Башляра, вовлеченной в постоянный экзистенциальный диалог с пластическими искусствами и литературой. Она призывает нас прочесть эту философию заново, преодолев традиционную дихотомию, которая противопоставляет человека теоремы и человека поэмы[2], которая объявляет рационализм привилегией философов, а поэтику достоянием литераторов.

В самом деле, ведь за рамками этого академического клише остаются раздумья Башляра о времени и о пространстве, неотделимые от его философии искусства, от философского осмысления тех явлений поэзии и литературы, живописи и музыки, что создаются в особые моменты «пространства-времени» – таких, как картина, пространственный ритм скульптуры, звучащие сновидения. А еще это клише оставляет без внимания диалог Башляра с психологией (в лице Фрейда, Юнга, Минковски, Р. Куна). Не замечает его интереса к новым выразительным средствам (радио, иллюстрация), визитов в художественные галереи и встреч с художниками (живописцами, граверами, скульпторами). Игнорирует его дружбу с живописцами Х. Беллмером, С. Сегалом и Шагалом, гравером А. Флоконом, рисовальщиками Фуке и Р. Лапюжадом, равно как и тот факт, что международное художественное движение «КОБРА» признавало его одним из своих вдохновителей.