Редкий жаркий день выдался в Петропавловске. Солнце било в глаза, разогревало асфальт и воду, и казалось – даже ветер забыл про этот город. На озере собрался весь люд: дети визжали от брызг, мужчины в шортах тянули пиво из пластиковых бутылок, девушки раскладывали полотенца и подставляли плечи солнцу.
Воздух был густой от запаха шашлыка и влажной тины. Над песком трещал старый «Panasonic», сыпавший хриплые песни девяностых. Мужчина в кепке вертел шампуры, ребята играли в мяч, поднимая облака пыли.
Озеро казалось курортом, вырванным из серого города, но вода была мутной, и её спокойная гладь таила в себе странную тишину. Порой в ней что-то всплескивало – будто рыба, а может, и нет.
Все смеялись, ели, кричали, словно боялись, что завтра снова налетит холодный северный ветер и заберёт солнце надолго. Но среди этого смеха было что-то лишнее: как будто сама жара давила, пряча под собой невидимую усталость и тревогу.
Крик прорезал пляж неожиданно – тонкий, отчаянный. Сначала никто не повернул головы: кто-то подумал, что дети балуются, кто-то – что это просто шум. Но в воде, недалеко от буйка, мелькнули руки. Девушка металась, захлёбывалась, выныривала и снова уходила под воду.
