Чиновник седьмого младшего ранга Чэн Мяо был из тех, кто знает, откуда огонь приходит, куда ветер дует и в какую стороны движется Поднебесная.
Ещё в ранней юности ему выпал шанс понаблюдать за казнью мятежного евнуха Лао Ая. Пять коней тужились достаточно долго, а евнух вопил достаточно громко, чтобы юный Чэн успел усвоить: по-настоящему умный человек должен с одной стороны, находить на государственной службе, чтобы раз в неделю есть мясо, а с другой – не стремиться в советники государя, чтобы самому не стать мясом.
Со временем он добился для себя должности, достойной человека учёного. Чэн Мяо заведовал малой столичной тюрьмой в грозном царстве Цинь и носил титул Срединного Караульного, Который Обратился к Добродетели.
Должность была превосходная: приносила изрядный доход, но не внушала зависти. Государь Ин Чжэн активно взялся за государственное строительство и намеревался усилить царство настолько, что оно сокрушит все прочие и объединит все четыре стороны света, как это было во времена династии Чжоу. Поэтому на границах воевали решительно и беспрерывно, а в столице казнили помногу и часто.
В прошлом году у него было много работы. Молодой и дерзкий генерал Ли Синь взялся завоевать царство Чу небольшой отборной армией в каких-то двести тысяч человек. Но сперва просто “не имел успеха”, а в конце концов и вовсе потерпел поражение под замечательным городом Жо. Противник сжёг два больших лагеря и убил семь высших командиров. Ли Синя сняли с командования, а тех командиров, кто уцелел, казнили для укрепления дисциплины в личном составе. Казнить всех сразу было затруднительно, поэтому столичная тюрьма оказалась переполнена. Родственники командиров не скупились на подарки, но Чэн Мяо ничего не мог сделать – разве что увеличил втрое погреб под кладовыми своего столичного особнячка, чтобы разместить там все сокровища, которые ему буквально совали в руки.
Сам Чэн Мяо делал всё, чтобы никто не догадался о его успехах. Он по прежнему ходил в стандартном синем халате, какой положен чиновнику его ранга, работал за стандартным лакированным столиком, писал на бамбуковых планках, а не на шёлке, и никогда не забывал про отчёты. Его рабочая каморка была ещё меньше, чем многие из тюремных камер, за которыми он надзирал.
Лишь два предмета роскоши были ему дозволены – трофейная бронзовая чернильница на трёх тонких ножках в стиле давно сгинувшего царства Шан, и постеленная под стол тигровая шкура.
