Спускаясь на остановочную платформу железнодорожной станции, я старательно сжимал в кармане склизкий от пота комок бумаги, ещё несколько дней назад бывший аккуратно сложенным письмом.
Уже тогда, с трепетом доставая конверт из почтового ящика, я почувствовал, как грудь стеснило неприятное предчувствие. А когда я посмотрел на строчку с отправителем, выведенную мелким, почти неразборчивым и до боли знакомым почерком, с тяжёлым сердцем признал: внутри этого конверта меня не ждёт ничего хорошего.
Так оно и случилось.
Поезд за моей спиной загудел, тронулся и лениво застучал колёсами по стыкам рельс, исчезая за лесной чащей.
Вокруг ни души. Вышел я на этой богом забытой станции в компании одной только гнетущей тишины: ни тебе торгующих беляшами старушек с грузными и клетчатыми сумками, ни хмурых пассажиров, коротающих ожидание в телефоне. Лишь один испещрённый трещинами бетонный блок, ограждения с облупленной краской, и возвышающийся над ними ржавый указатель с названием села Трепыхово – места, где прошло всё моё детство. Место, откуда я бежал сломя голову. Место, куда я поклялся себе никогда не возвращаться.
И вот я здесь.
Всё ещё крепко сжимая письмо в кармане, я сошёл с платформы, ступив на узкую тропку, вдоль которой возвышались стены ощетинившейся крапивы и серебристо-зелёной полыни. Денёк выдался воистину жарким, одним из самых горячих на моей памяти за последние несколько лет.
Вокруг царила звенящая тишина, лишь мирно шуршала трава под ласковым ветром, и жужжали мимо пролетающие мухи.
Кажется, тогда, пятнадцать лет назад, стоял погожий денёк. И именно это воспоминание и побудило меня вернуться сюда спустя столько лет.
В то знойное утро я, ещё будучи десятилетним мальчишкой, крепко стискивал худенькое запястье моей младшей сестрёнки Кристины, которой только пару дней назад стукнуло восемь. Вдвоём мы спрятались в своей тесной комнатке, под кроватью, вслушиваясь в неравномерные шаги пьяного отца, ковыляющего по коридору.
– А ну!.. – заплетался его тронутый водкой язык. – Ну-ка сюда! Где вы там? – И прошипел сквозь зубы: – Сучата…
Чувствую, как моя рука взмокла от пота, а Кристинка вся трясётся, точно её в ледяную прорубь окунули. Глаза сверкают влагой, личико сконфузилось. Боится, моя сестрёнка…
А я держусь, из последних сил держусь, хотя и сам готов вот-вот в штаны наложить.
