Редька на меду
Постоянные прихожане храма и особенно его духовные чада, отца Василия обожали, а то и просто боготворили, так что мне иногда казалось, что молятся они не Господу Богу, а отцу Василию.
Боготворили столь откровенно, что я почти всегда чувствовал себя неловко: смущался, морщился, недоумевал и, тяготясь этим, держался среди почитателей отстранённо, внутренне даже высокомерно, видя, как женщины самых разных возрастов, да и многие из мужчин, ловили каждое его движение, внимали каждому его слову, взгляду, жесту, истолковывая всё как откровение, во всём усматривая знак свыше… И словно пчёлы за маткой, следовали за ним, когда он шел по храму – будто висели на нем, норовили попасть на глаза, прикоснуться к нему, а если он сам кого-то называл по имени, привлекал к себе и слушал, что-то советовал, все остальные вокруг будто таяли от умиления, словно Сам Христос Бог касался их и что-то говорил. А если отец Василий чем-то угощал, приглашал попить с ним чайку, а на прощанье благословлял ещё пирожком или конфеткой какой-нибудь, то это уж воспринималось как святыня…
И вопросы, которые иногда удавалось расслышать, меня тоже озадачивали, и я думал про себя: "Неужели и по таким пустякам надо тормошить священника? Ведь он же и так целыми днями на ногах! Да ещё в таком возрасте!.." У почитателей и на это был ответ: Ему Бог даёт силы. И…
– Батюшка, а мне на дачу можно поехать?…
– А у меня сын плохо учится…
– А мне, батюшка, увольняться с работы, или нет?
– Отец Василий, батюшка отец Василий, а у меня вот муж гуляет, так что мне делать?…
– А мне, отец Василий, идти домой, или как, благословите!.. – И каждый норовил пробиться сквозь толпу со своим вопросом.
К кому-то отец Василий наклонялся, привлекал к себе, что-то уточнял, спрашивал, иногда задумывался и потом отвечал вопрошавшему, иногда обещал помолиться, а иногда весело и во всеуслышание говорил:
– Поезжай, Анна, на свою дачу, копай там землю поглубже, во всю лопату. Езжай, говорю тебе, не трать тут зря время, – и добродушно усмехался, и ещё что-то неразборчивое говорил про себя. Потом снова:
– А ты, Дуня, дуй домой! Какое тебе ещё благословение? Я уж давно тебя благословил. Дуй, говорю, домой!..
И в храме возникало оживление, все отыскивали взглядами вопрошавшую старушку Дуню, а та смущалась и была рада, что с ней так весело обошёлся сам отец Василий, сам батюшка!.. А батюшка уже продвигался дальше, пробираясь из правого придела храма к амвону и алтарю, а его опять вопрошающе преследовали – и взглядами, полными умиления, и голосами: "Батюшка, благословите,.. батюшка,.. батюшка…"
