Московская зима была сдержанной и усталой: снег, едва припорошив сталь утреннего неба, быстро таял под тяжестью городской суеты. На Рублёвке же всё выглядело иначе: дорожки, вычищенные до зеркального блеска, чёрные автомобили с тонированными стёклами, приглушённая музыка за тяжёлыми дверями особняка. Дом профессора Вениамина Степановича Рикошетникова напоминал не жилище, а тщательно выстроенную модель достатка и гармонии: просторные залы с трёхметровыми потолками, паркет из морёного дуба, на стенах – подлинники советских реалистов, будто тихо перекочевавшие из музея в частные руки.
Сегодня здесь собирались важные гости: коллеги, друзья и те, кто хотел казаться таковыми. Среди приглашённых – академики, редакторы, известные телеведущие, два иностранных корреспондента, бывшие студенты, которые успели достичь чего—то большего, а также те, кого никто не звал, но не пустить было нельзя. Повод не допускал легкомыслия: пятидесятилетие профессора и вручение Нобелевской премии.
Вениамин стоял у окна спиной к гостям, держа бокал, из которого за вечер так и не сделал ни глотка. Его фигура была неподвижна, словно отлитая из бронзы: прямой позвоночник, строгий тёмный костюм, едва мерцающий галстук цвета холодного вина. Волосы аккуратно зачёсаны назад, лицо безмятежное и почти каменное: лишь внимательный взгляд мог заметить напряжение в уголках губ.
Он уже принял с десяток поздравлений, в каждом из которых звучал дежурный энтузиазм, заранее приготовленное восхищение и неловкие комплименты, словно академическая слава требовала театральной оправы. Профессор не перебивал, не спорил и не возражал. Благодарил, кивал и смотрел в глаза так, что собеседник забывал, о чём хотел сказать.
В зале тонко пахло хорошим табаком и свежими цветами. Струнный квартет играл Моцарта. Аккуратно, но без души. По паркету бесшумно перемещались официанты, предлагая шампанское и миниатюрные бутерброды с лососем и кремом из хрена. Вениамин редко притрагивался к еде на приёмах, но всегда чётко контролировал, что именно подают на стол. Всё было продумано до мелочей: от температуры напитков до расположения ваз.
Он отвернулся.
Оксана появилась в зале незаметно и одновременно так, чтобы её заметили. Высокая и стройная, она была сдержана в каждом движении. Светло—русые волосы, аккуратно собранные в гладкий пучок, подчёркивали холодную строгость овального лица. Усталые серые глаза слегка прищурены, взгляд иронично недоверчивый. Тёмный брючный костюм, идеально выглаженная блуза и узкий ремень с серебряной пряжкой дополняли её строгий образ. Из украшений были лишь тонкий браслет и почти незаметные серьги—гвоздики. В её облике ощущалась сдержанность, переходящая во внутреннее напряжение.
