Утро подсветило стеклянную башню «Империум-Медиа» – единственный федеральный холдинг, сохранённый за безусловную лояльность. Башня отражала бледное небо и привычку города делать вид, что всё спокойно. Она выглядела инородным осколком среди серых кварталов и одновременно – точной частью города, привыкшего поддаваться давлению, лишь бы существовать.
Двадцатилетняя Маша подошла к турникетам. Паспорт лёг ровно; выученная улыбка держалась без усилия – это она отрепетировала дома. Охранник не поднял глаз: поток обесценивал лица. В этот миг она ощутила себя маленькой деталью огромной машины и усвоила правило: слышащее ухо ценнее громкого голоса. Башня обещала многое, но требовала молчания.
Холл встретил гулом стендов. Голоса на экранах спорили, перекрывая приглушённую музыку из потолка. Между колоннами шли редакторы; их шёпот был не менее важен, чем бегущая строка. На стене сияла золотая буква – эмблема холдинга; взгляд сверху будто кивал: спорить с решённым не следует.
У стойки выдачи пропусков сформулировали правила. Слова были просты, но решал тон.
– Спрашивай мало, слушай много, – сказала дежурная в строгом пиджаке. – Ходи быстро, исчезай вовремя.
Маша кивнула и приняла эти формулы как пароль: в этом доме тон часто подменял фактический смысл слов.
Ей выдали временный бейдж и курьерскую сумку. Металлическая пластина холодила ладонь, ремень резал плечо – приятная тяжесть доступа. Она изучила схемы лифтов, сделала вид, что не замечает табличек «Закрыто» на дверях верхних этажей, и уловила главную логику: каждый знак – чья-то граница, а у каждой границы – привратник.
Пока Маша стояла, разбирая маршрут, сзади раздался лёгкий, почти незаметный звук. В башне «Империум-Медиа» все звуки были тихими, отмеренными, будто их выдавали по карточкам. Этот же звук казался нарушением регламента. Металлический скрип, затем мягкий, но тяжёлый удар, словно кто-то неудачно опустил на пол что-то громоздкое.
Она обернулась, увидела служебный лифт, а в нём – чёрный контейнер. Абсолютно чёрный, матовый, с глухими углами, больше похожий на сейф, чем на обычный груз. Двери лифта замерли, будто чего-то ждали. Внутри кабины никого не было, только тихо горели кнопки.
Маша взглянула по сторонам: коридор пуст. В этой башне одиночество наступало внезапно, как предписание, и его нужно было исполнять. Она сделала шаг к лифту, осторожно заглядывая внутрь. Высокий и узкий контейнер казался рассчитанным на рост человека, и вдруг ей пришла простая и неприятная мысль: почему-то он выглядит так, будто внутри кто-то есть.
