Дождь барабанил по крыше автомобиля, создавая монотонный, успокаивающий ритм. Андрей Савин сидел за рулем, наблюдая за струями воды, стекающими по лобовому стеклу. Парковка перед зданием "Осеннего сада" была почти пуста – в такую погоду мало кто решался навестить родственников в доме престарелых. Впрочем, теперь это было не просто заведение для пожилых людей, а полноценный гериатрический центр с медицинским обслуживанием высшего класса.
Савин посмотрел на часы – без пятнадцати три. Он приехал раньше назначенного времени, но знал, что Елена Петровна не будет возражать. За последние полгода их еженедельные встречи стали своеобразным ритуалом, островком стабильности в его изменившейся жизни.
Он вышел из машины, поднял воротник пальто и быстрым шагом направился к главному входу. Охранник, узнав его, приветливо кивнул:
– Добрый день, господин Савин. Елена Петровна в зимнем саду, ждет вас.
– Спасибо, Виктор, – Савин кивнул в ответ. Он до сих пор не привык к тому, как изменилось отношение к нему после того, как он стал официальным владельцем "Осеннего сада". Для него это было не бизнесом, а долгом перед семьей, о существовании которой он узнал всего полгода назад.
Зимний сад располагался в восточном крыле здания – просторное помещение с панорамными окнами и множеством растений. Несмотря на серый день за окном, внутри было светло и уютно. Елена Петровна сидела в своем любимом кресле у фонтана, читая книгу. Услышав шаги, она подняла голову и улыбнулась.
– Андрюша, ты рано, – она отложила книгу и протянула руки для объятия.
Савин наклонился и осторожно обнял хрупкую пожилую женщину. От нее пахло лавандой и чем-то неуловимо домашним, что каждый раз вызывало у него странное чувство – смесь тоски по чему-то, чего он никогда не знал, и тихой радости от обретения.
– Как вы себя чувствуете сегодня? – спросил он, присаживаясь в кресло напротив.
– Лучше, чем вчера, хуже, чем завтра, – улыбнулась она. – Доктор Ковалев говорит, что для моего возраста я в прекрасной форме. Особенно хвалит мою память. Говорит, что многие его пациенты вдвое моложе не могут вспомнить, что ели на завтрак, а я помню события семидесятилетней давности.