Вас никогда не приносили в жертву?
Нет? А вот меня пытались… Впрочем, почему пытались? Принесли. Со
всеми ритуалами, призываниями Черного Козла (на кой там еще один, и
так вокруг жертвенника от них не протолкнуться было?) и прочей
мерзостью. М‑да. Но абонент оказался временно недоступен, и я
отправился на тот свет, так и не увидев кумира моих палачей.
На самом деле это сейчас вспоминать
забавно, а тогда, помнится, страшно было до предела, причем больше,
чем смерти, я боялся оказаться в гостях у того, кому меня замыслили
в жертву принести. Вот такие выверты психики. А получилось… что
получилось.
Меня знобит. Тело будто ватное и
трясется, как холодец в руках алкоголика. А еще жуткий холод
продирает до костей, время от времени сменяясь жаром, испепеляющими
волнами прокатывающимся по моим внутренностям. Сил нет даже на то,
чтобы открыть глаза. А когда я вспоминаю жертвоприношение,
пропадает и всякое желание осматриваться. Наваливается страх. Страх
оказаться там, куда меня наладили чертовы сатанисты. Правда, сейчас
он приглушенный, словно бы не свой, ватный, как и моя бренная
тушка, но и этих отголосков давешнего ужаса хватает, чтобы сердце
зашлось истерической дробью, а, казалось бы, неподъемно тяжелые
руки принялись шарить в поисках чего‑нибудь, что может сгодиться
для защиты.
- Ну‑ну. Спокойней, голубчик,
спокойней. - Глубокий баритон с типично «докторскими»
интонациями, раздавшийся над ухом, слегка меня отрезвил. Вряд ли у
дьявола, в его вотчине, есть необходимость изображать из себя
домашнего доктора розлива одна тысяча девятьсот третьего
года. - Незачем так метаться, молодой человек. Сейчас мы вам
сделаем инъекцию, и вы поспите. А к утру будете как огурчик.
- В смысле, такой же зеленый и в
пупырышках? - пробормотал я, чувствуя, как в руку входит
игла.
- Ну раз вы уже способны шутить,
волноваться не о чем. В том числе о цвете и фактуре вашей кожи.
Спите. - Мой невидимый доктор хмыкнул, и я провалился в
сон.
В очередной раз я проснулся от
резкого толчка. Где‑то что‑то лязгнуло, раздался короткий свист,
мое ложе качнулось, и я почувствовал движение. Поезд… И как я здесь
оказался, интересно? Или это пресловутый «Небесный экспресс»? Я
приоткрыл глаза и понял, что недавняя разбитость и озноб прошли,
словно их и не было, а тело вполне повинуется моим приказам и не
думает стонать от боли, хотя легкая слабость все еще ощущается.
Порадовавшись этому открытию, я огляделся. Что можно сказать об
обычном купе в спальном вагоне? Об обычном и говорить нечего, но
вот конкретно это место к таковым не относилось.