– Что было в начале? –
поинтересовался фон Колер.
Недолгое молчание, и внимательный
взгляд расположившегося на сцене аудитории барона уперся в
меня.
– В начале было слово, – ответил я.
Сказал практически не думая, ориентируясь на фон из картин на
религиозную тематику за спиной профессора.
Вот только с обоснованиями сущего,
которыми занимается религия, у меня по знаниям не очень хорошо. Так
что сейчас процитировал не столько богословский трактат, сколько
въевшийся в память текст из клубной юности, который продолжался как
«…слово породило ритм, ритм дал жизнь движению…».
– Еще варианты? – между тем осмотрел
фон Колер присутствующих.
Рядом со мной на скрипучей деревянной
скамье находилось четверо гимназистов. Был и еще один – Валера. Вот
только расположился он поодаль от нас, показательно
дистанцировавшись.
– Или вы все слишком грамотные для
того, чтобы рискнуть ответить, или мне уже впору воскликнуть:
«Господи, из каких бездн мне придется вытаскивать их на свет
просвещения!» – явно цитируя кого-то, демонстративно обратил взор к
небу фон Колер.
То есть я, получается, был
недостаточно грамотен для того, чтобы промолчать? – мысленно
расстроился я, пристально наблюдая за бароном, который столь
неожиданным образом начал свою первую лекцию по теории темных
искусств.
– Артур Сергеевич предположил, что в
начале было Слово. Но Евангелие от Иоанна совершенно не тот труд,
на который стоит нам сейчас ориентироваться. Тем более, что
употребленное в первоисточнике слово «логос» согласно Дворецкому
имеет тридцать четыре гнезда значений. Мы же обратимся к самому
истоку.
Барон вышел из-за трибуны и обвел нас
пристальным взглядом. В руке у него была указка, которой он
постукивал по краю стола, чем вдруг напомнил полубезумную Клаудию,
убитую мною совсем недавно. Пока я отгонял неприятные и непрошенные
воспоминания, фон Колер вновь заговорил.
– В начале сотворил Бог небо и землю.
Земля была пуста, и сказал Бог: да будет свет. И увидел Бог свет,
что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы, – произнеся столь
знаменитую цитату, профессор замолчал в ожидании.
– Так получается, что в начале была
тьма? – с ленцой поинтересовался Валера, уже разложившийся на
скамье, как на шезлонге.
Фон Колер с поистине ангельским
спокойствием и благожелательным выражением лица повернулся к
Валере. Сначала вроде бы ничего не происходило, как постепенно
вокруг словно начала сгущаться темнота. Глаза профессора стали
полностью черными, а за спиной выросли сотканные из темных лоскутов
огромные перепончатые крылья. По пергаментно бледной коже фон
Колера поползли черные нити расширяющихся вен, а ставшие
бесцветными губы ощерились в устрашающей гримасе.
