Вера родилась в апреле, когда воздух наполнился запахом спелой весны, а зимние холода почтительно отступили, предоставив место яркому солнцу и первой несмелой зелени. Детство Веры прошло быстро и незаметно, как это бывает у людей живущих на природе, с ранних лет приученных к тяжелому труду. Из детства запомнились резкие запахи дешевых духов, исходившие от красивых городских родственников, которые приезжали к её родителям на легковой машине. А ещё в памяти остался вкус парного молока, которое мать приносила из хлева в большом эмалированном ведре кофейного цвета и ставила это ведро на стул возле стола.
Когда Вера немного повзрослела, ей захотелось быстрее стать высокой и красивой, как Патрисия Каас, чтобы можно было каждый день ходить в кино, слушать музыку и загорать на пляже. Но вместо этого ранним утром Вере нужно было вставать с теплой кровати, есть противную овсяную кашу и тащиться в школу, которая располагалась за деревянным мостом через речку, рядом с заброшенным парком. После школы, вечером, Вера долго учила уроки и с грустью смотрела в мутное окно, за которым зеленел сад, потом полола гряды, собирала первую спелую землянику. В общем, её детство походило на плохой двухсерийный фильм. В одной серии – школа, в другой – дом, а между ними – солнечный промежуток, продуваемый всеми ветрами, в котором вишня цветет или опадают пожелтевшие листья.
В детстве Вера жила исключительной способностью по-особому видеть мир, опасаться его противоречий и, одновременно, – открывать в нем что-то новое. Сколько себя помнила, Вера всегда подчинялась родительским указаниям, старалась выслушать их советы и вникнуть в бабушкину молитву, которая иногда дополнялась пеньем птиц, доносящимся из сада. Но во всем этом шуме, шелесте и бормотании для неё не существовало ничего интереснее первого солнечного луча, который нехотя пробивался в суверенные сумерки её спальни через облако тюлевых занавесок и рисовал на белой стене красивые силуэты земной растительности. Однажды она увидела в этих рисунках стебли осоки, потом – скопище одуванчиков, а как-то раз разглядела там силуэт юноши на фоне белых облаков.
Потом в ее жизни появились мальчики с крупными коротко остриженными головами, от которых пахло то потом, то грубым мужским одеколоном, то дешевым табаком. Мальчики постоянно говорили гадости и норовили ущипнуть за ягодицу. Поэтому юность пришла к Вере как бы некстати, неожиданно. Она пришла вместе с первыми разочарованиями, с первыми утраченными иллюзиями и неосуществленными планами. Юность, кажется, была уже не такой цветной, как детство, и порой стала утомлять по вечерам присутствием одиночества. Зато манящие всполохи любви на ясном горизонте будущего заставляли трепетать неопытное сердце и мечтать о чем-то возвышенном, нездешнем, неземном. И будущего у неё впереди было так много, как ржаного поля за садом, как неба над линией горизонта. В это будущее можно было плыть и плыть, постепенно приближаясь к холмистой зрелости. Правда, было ещё непонятно, что такое сама жизнь? Это продвижение в глубь непознанного, или – возвращение в себя, к своей истинной сути, потому что глубь души и глубь неба вдруг стали равнозначны.
