Против течения: вторая жизнь Ирены

Неба здесь не было. Одна только бесконечная темнота — без солнца, без луны, без звезд. И в эту космическую тьму сверлом ввинчивалось брюзжание пани Фабиан.

— А я тебе говорила… Не нужно было такси брать. Сколько те сумки весили, донесли бы. Ты молодая еще, на тебе пахать можно — а туда же: такси-и-и…

— Матушка, не хватит уже. Какая теперь разница, — Ирена опустила взгляд на лиф платья. Темно-синяя ткань — именно такая, в какой и подобает ходить пристойной женщине зрелых лет — была девственно чистой. И целой. Ни крови, ни грязи, ни длинного металлического штыря, вонзившегося чуть пониже ключицы. Как будто Ирене все это померещилось.

Вот только оно не померещилось.

— Ну нет уж! Разница есть! — воздела кверху сухой узловатый палец пани Фабек. — Такси — это три злотых! А извозчик — всего полтора. Можно подумать, Богусь деньги лопатой гребет. Мальчику одеться не во что! Ты видела его выходной жилет? Петли для пуговиц совсем истрепались. Кто же теперь их чинить будет… — старуха судорожно всхлипнула, прижала ко рту желтоватую восковую ладонь. — И понесло же тебя в эту машину проклятую! Как же теперь Богусь — совсем оди-и-ин? — тоскливо завыла она, раскачиваясь на узкой лавке. От этого движения лодка вздрогнула, заколыхалась, и перевозчик в темном балахоне наконец обернулся. Лица из-под капюшона видно не было, хотя вроде бы не такая уж там и глубина — и Ирена в очередной раз задумалась: а если оно там вообще, это лицо.

— Не стоит плакать, — голос у перевозчика был ровным и холодным, как стена склепа. — Все ваши беды завершились.

— А ты поговори! Поговори мне тут! — воинственно выпятила узкую воробьиную грудь пани Фабек. — Твое дело какое? Лодкой править? Вот и правь! А рот благородной пани не затыкай!

— Успокойтесь. Пан перевозчик совершенно прав. Все действительно уже закончилось, — в который раз попыталась урезонить свекровь Ирена. Потому что все на самом деле закончилось. Там, на улице воеводы Ружицкого, прямо напротив костела Девы Марии — в крови, звоне разлетевшегося стекла и липкой слизи. Потому что яйца разбились. Ирена сложила их в корзину, чтобы не подавить, но при ударе выпустила ручку. Три дюжины свежайших, кремово-белых яиц вылетели на пол — нет, не на пол, на дверцу, на потолок, потому что пол и потолок внезапно поменялись местами. Вылетели — и растеклись золотыми солнышками желтков.