Проверив навыки по возвращении в
Дугарск, я знатно удивился и решил, что мне жизненно необходимы
площадные заклинания. Потому что рост оказался просто нереальным.
Такие важные навыки, как воздействие на разум и иммунитет к нему,
увеличились на три и четыре пункта — до шестого и одиннадцатого
уровня, соответственно. Модифицированная удача подросла на два
уровня. Кстати, повышенное выпадение навыков могло быть связано как
раз с тем, что она перевалила за некий барьер — Кража навыка после
десятого уровня может утащить сразу два. Интуиция тоже добрала два
и теперь радовала десятым уровнем. Два уровня взяла незаметность. И
один — ощущение чужого внимания. Устойчивость к зоне поднялась до
четвертого.
Искра уровень не взяла, а вот пиромания поднялась на третий.
Больше всех увеличилась Теневая стрела — сразу на шесть, и со своим
тридцать четвертым уровнем стала самым высоким из моих навыков.
Теневой кинжал добрался до четырнадцатого уровня.
Сила и скорость добавили по три и
стали десятого и девятого уровней. Два уровня взяла меткость, и три
— мимикрия.
Не обошлось и без новых навыков. Так,
наверняка с глубинников я получил плавание и подводное дыхание,
причем сразу оба поднял: первый навык — до четвертого уровня,
второй — до третьего. Под водой я сейчас мог дышать аж 30 секунд.
Проверять, засунув голову в тазик, не тянуло. До следующего лета
подождет.
Появилось загадочное чувство
направления первого уровня. И не менее загадочный Теневой сгусток
второго. Его я сразу опробовал, полюбовался на кляксу неправильной
формы и рассеял: проверять действие надо будет снаружи, и лучше в
зоне.
Сообщал я об этом Валерону, сидя после
парной с кружкой горячего чая в руке. Прохоров пришел раньше меня
и, поскольку тоже не любил грязь, затопил баньку, которая к моему
приходу как раз набрала жара. В предбаннике тоже было тепло,
поэтому прежде чем идти мыться и париться, я притащил плитку,
чайник и всё для чаепития.
Прохоров как раз в очередной раз
отправился в парную, поэтому я с Валероном мог говорить, не
опасаясь сказать лишнего при постороннем. Правда, я все равно
говорил на немецком — Валерону без разницы, на каком языке я с ним
общаюсь, а мне тренировка и некая иллюзия спокойствия. Вернется
Прохоров — перейду на русский, не буду его смущать и говорить о
своих секретах.