Итак, первый успешный опыт привел к тому, что меня взяли
соавтором еще и этой серии. То есть, и так большинство моих книг -
дописанные черновики того же писателя (что одному мусор, то другому
сокровище).
Но теперь ситуация другая: мой друг и соавтор, прежде чем
забросить серию, написал аж два романа и рассказ.
Потому уговор у нас такой: он берет меня в соавторы, и я пишу
дописываю третий роман и превращаю рассказ в четвертый роман. Таким
образом, мы будем соавторами в полной мере 9Каждый из нас напишет
по два романа. А потом, если нам повезет, эту трилогию( Четвертый
роман не входит в трилогию, там другой герой), может быть, даже
издадут на бумаге.
Черновиков у меня, правда, на этот раз нет вовсе: в прошлый раз
я знал только чем должен закончится второй роман, а тут я не знаю
ни как третий заканчивать ни четвертый.
На мой вопрос "Вова, а что же мне делать без черновиков?" он
хитро так прищурился и говорит: "Владик, а ты в курсе, чем СОАВТОР
отличается от дописывателя? Но ты не дрейфь, у тебя твои
собственные книги вполне ничего так вышли, И первой серии второй
роман тоже ОК. я в тебя верю."
То есть, в переводе с дружеского на понятный это звучит "вертись
как хочешь".
На обложке мой соавтор не упомянут, и на то есть причина: он
работает "эксклюзивным автором" на другой площадке. То есть,
публиковаться на других не может. Но я тут официально заявляю, что
данная трилогия (ну окей, она только станет трилогией!) мною
пишется в соавторстве.
— Взвод, подъем!
Этот крик будит меня каждое утро на протяжении четырех лет, но я
все никак к нему не привыкну. Точнее, проблема не в самом крике — в
интонациях. Для большинства наших инструкторов мы — мясо, а
конкретно для нашего ответственного, Альтинга Кэр-Фойтла — еще и
низшая раса в придачу.
На самом деле, нам повезло с ответственным инструктором, но
понимаю это только я. Остальные не знают, что Кэр-Фойтл на самом
деле не испытывает к нам жгучего презрения, просто копирует манеру
общения с курсантами у других инструкторов, не особо разбираясь в
тонкостях языка короткоухих. Длинноухие не воспринимают на слух
проявления негативных коннотаций и эмоций, потому что в их обществе
выйти на улицу с лицом, перепачканным в дерьме — меньший позор, чем
позволить своим эмоциям управлять собой или хотя бы проявить их.
Как итог — длинноухие не в состоянии по интонациям отличить
вежливое обращение от пренебрежительного, и Кэр-Фойтл не
исключение.
