Весна 1652 года. Прибрежные воды
Крыма, район Каффы.
…- Бог с нами, братья! За мной!
Прохор отдал команду едва ли не
шепотом, сдавленным от напряжения голосом. Но в пронзительной
тишине на струге, беспокоемой лишь скрипом канатов и дерева на
мавне, его приказ услышали все! Взлетели в воздух еще три
абордажных крюка – а Семен уже рванул вверх по канату за есаулом,
охваченный необыкновенным возбуждением…
Страх отступил – взамен ему пришел
азарт боя и беспокойство о ватажном голове, поведшим казаков в бой.
За то недолгое время, что Орлов знал характерника, Григорьев
проявил себя толковым, честным и справедливым вождем,
исступленно-храбрым в сече… И вдумчивым перед боем, когда готовил
оборону или наоборот, налет – ну ровно, как сейчас! И пусть среди
казаков бытует поверье, что характерника ни пуля, ни стрела не
возьмет – но все же под Богом ходим.
Вдруг именно сегодня настал смертный
час?!
И действительно – не успели казаки
осилить и половину подъема, как сверху послышались шаги, а затем и
чей-то встревоженный голос. Кто-то пока еще не громко, но явно
обеспокоено переговаривался на корабле – а затем над головой стало
светлее… Словно бы неизвестный поднес факел к фальшборту турецкого
галеаса.
По крайней мере, именно так подумал
обмерший от ужаса Семен, едва успевший миновать нижнюю гребную
палубу – уключины которой все одно слишком узки, чтобы пролезть к
гребцам. И он оказался совершенно прав – спустя всего мгновение
факел полетел вниз, подсветив и карабкающихся наверх казаков, и
струг донцов у борта мавны!
- Салдыры! Душман!!!
Отчаянный вопль раздался над головой
– отчего Орлов совершенно одеревенел, не зная теперь, что ему
делать… Но тут же казак пришел в себя – как только Прохор
громогласно закричал, уже нисколько не таясь:
- Наверх не лезть! Сквозь пушечные
бойницы – и к топчу!
Подавая пример, характерник первым
скрылся в довольно широком пушечном порте, расположенном поближе к
канату. Не иначе есаул специально подгадал сию близость, закидывая
свою «кошку» наверх! Правда, Прохору пришлось напрячься изо всех
сил, одной рукой сдвигая назад пушку, чье жерло так и торчало
наружу – в то время как второй рукой характернику приходилось
держаться за нижний край «бойницы»… Но мужицкой силы матерому
казаку хватило.
А следом протиснулся в столь удобный
для абордажа лаз и Семен, рыбкой скользнув на артиллерийскую
палубу, завешанную гамаками… Топчу вряд ли расслышали крик
дозорного, убаюканные мерной качкой в своих уютных гамаках. Но
когда на верхней палубе грохнул один, а потом и второй выстрел
сторожи, турки принялись пока еще сонно шевелиться – и открывать
глаза.
