Тишина в небольшой, отделанной темным дубом комнате офицерского
собрания звенела так, что, казалось, ее можно потрогать. За
массивной дверью еще слышался гул голосов, звон бокалов и обрывки
споров — там, в большом зале, продолжался вечер, уже подернутый
легким скандалом моего демарша с мобилизационным предписанием. Но
здесь, наедине с графом Воронцовым-Дашковым, воздух был другим —
плотным от невысказанных мыслей и тяжести еще не принятых
решений.
Илларион Иванович, доверенное лицо вдовствующей императрицы и
глава исполнительной комиссии Красного Креста на Дальнем Востоке,
смотрел на меня внимательно, без тени осуждения, но с явным
ожиданием. Предложение возглавить новый госпиталь под Мукденом... О
да, это был элегантный ход конем на раскаленной харбинской
шахматной доске. Несомненно, ловушка. Почетная ссылка, способ
убрать меня с глаз долой из эпицентра интриг, связать руки
благородным делом под эгидой самой Марии Федоровны. И одновременно
не пустить в Питер. А ну как Баталов там найдет себе нового «Сергея
Александровича» и царя качнет в другую сторону...
Но одновременно — это был и шанс для меня. Шанс не доводить до
прямого столкновения с Алексеевым и его камарильей, получить хоть
какую-то автономию под флагом Красного Креста и, что немаловажно,
инструмент для торга. Ну и разумеется, спасти Жигана.
Я сделал мысленный вдох. Выбор, по сути, был невелик. Отказаться
— значило бросить открытый вызов не только Алексееву, но и
Куропаткину с Воронцовым-Дашковым, подписав себе приговор.
Согласиться — означало добровольно шагнуть в золоченую клетку, в
которую будут стрелять из пушек. Глупо думать, что японские снаряды
опознают красный крест и свернут куда-нибудь на другую траекторию.
А я отвечал не только за себя, но за супругу, своих людей...
Да, клетка. Но такая, где еще можно было дышать и действовать. К
тому же, работа врача — это то, что я делать умел и любил. Спасать
жизни, штопать разорванную плоть, бороться с невидимыми убийцами
вроде разных инфекций — в этом была своя мрачная поэзия войны.
— Ваше сиятельство, — произнес я ровно, глядя графу прямо в
глаза. — Я ценю доверие Главного управления Красного Креста и лично
ваше. Организация помощи раненым — святой долг каждого русского
человека, особенно в такое время. Я принимаю ваше предложение.
