— Государь, — склонился в поклоне Дмитрий Шуйский.
Со скамьи, едва не опрокинув чернильницу на дубовый стол,
суетливо вскочил невысокий подьячий, опустил плеть здоровенный
мужик в кожаном фартуке, надетом на голое тело, оглянулся его более
молодой помощник. Все трое тоже склонились в поклоне и застыли,
несмея взглянуть царю в глаза. Гаврила Ломоть,
вынырнув из-за спины Василия, бережно поставил на каменный пол
изящный табурет с резными ножками, смахнул рукавом несуществующую
пыль, отошёл в сторону, в пузатой кадке с водой.
— Ну что скажешь, Дмитрий, — недобро скривил губы царь,
проигнорировав выставленный предмет мебели, — что тать о Федьке
Годунове сказывает? Указал ли, куда казну царскую с регалиями
схоронил? — Василий смахнул со лба выступивший пот и с укоризной
заметил:— Что ворога моего лютого поймать сумел, за
то тебе, брате, моя хвала и милость царская. Но, почему я о том не
ведаю? И зова от тебя не дождался. Сам, как видишь,
пришёл.
— Подарок для тебя готовил, государь, — спокойно ответил боярин,
недобро покосившись в сторону Ломтя. — Вот только Ивашка-вор
запираться удумал. Умаялись мы с ним, но ничего. До правды всё
равно дознаемся.
— Умаялись, говоришь? — царь, подошёл к истязаемому, заглянул в
побагровевшее, искажённое от боли лицо. — Неужто не сказал
ничего?
— Я Чемоданова хорошо знаю, государь, — рискнул влезть в
разговор Ломоть. — Упёртый. До последнего на своём стоять будет. Но
вот если его сынка рядом за ребро подвесить, то и разговор совсем
другой будет.
— Что же ты творишь, Гаврила? — захрипел, извиваясь на дыбе
окольничий. — Ты же Васятку на руках нянчил. Я за друга тебя
считал.
— И что мне эта дружба дала? — недобро ощетинился Ломоть. — Ты
дядькой царевича стал, в окольничие вышел. У самого Бориски на
виду. А я, как был сыном боярским, так им и остался. А государь
меня за верную службу в жильцы возвёл!
— Добудем шапку Мономахову; в стряпчие выведу, — обнадёжил
предателя Шуйский.
— В лесу он её спрятал, царь-батюшка, недалеко от заимки своей,
— заблажил Ломоть, грохнувшись в поклоне на колени. — Он и Федьку в
лес, то место показать, водил.
— Жаль, что старика так и не смогли поймать, — процедил сквозь
зубы Дмитрий Шуйский. — Давно бы царский венец добыли.
— Не добыли бы, — с трудом приподнял голову Чемоданов. — Нешто я
дурной этакое место бывшему татю показывать?
