— Хэй ю! — я покачивал головой такт
музыке и подпевал, сидя напротив компьютера. Одновременно
пролистывал новостную ленту в соцсети. Ничего нового. Ничего
интересно. — Аут зэа ин зэ колд!
— Опять песни горланишь! — раздался
крик матери из кухни в момент, когда солист затих перед очередной
строкой куплета. — Лучше бы дела помог сделать!
Я приспустил наушники на голове.
Невнятно прозвучали следующие слова, но и подпевать желание уже
пропало. Краткий миг эйфории, который возникает, когда слушаешь
шикарную песню и можешь подпевать, попадая в ноты, растворился в
прошлом.
Вообще, с матерью не забалуешь. Я
поставил песню на паузу, посмотрел на сайт криптобиржи. Дела шли ни
шатко, ни валко.
И отправился на кухню, оказывать
посильную помощь — какую единственный сын одинокой матери мог
оказать. Перебрался из угловой спальни тесной двухкомнатной
квартирки в коридор, что плавно переходил в узкую кухню.
— Сань, — мать оторвала глаза от
моркови, которую терла уже, судя по размерам горы на блюде, не
меньше десяти минут. — Сынок, — добавила она, вытерев лоб ладонью,
на которой виднелись многочисленные оранжевые кусочки. Правда,
сказала она это таким тоном, что ничего хорошего ждать не
приходилось. — Сколько можно-то?
— Чего, ма? Я пришел, как
услышал.
— Работу когда найдешь?
— Я работаю! — уверенно ответил я. —
Работаю! — и для пущей убедительности посмотрел маме в глаза. —
Екатерина Анатольевна, ну вы чего?
По имени-отчеству я называл ее
исключительно в шутку, но в этот раз мать к шуткам была не
расположена.
— И кем ты работаешь, скажи мне?
Песни поешь целыми днями. То пропадаешь черт знает на сколько, то
дома сидишь безвылазно неделями. И хочешь мне сказать, что это —
твоя работа?
— Ма, — я притворно вздохнул.
Переспорить мать было... по меньшей мере нереально. Но каждый раз я
пытался. Уже двадцать пять лет пытался.
— Чего «ма»? — раздражаясь, спросила
она. — И не называй меня так, будто ты — мой подчиненный!
— Пытаюсь сделать тебе приятное, —
соврал я. Не могло быть у фармацевта подчиненных. Формально и не
было. Но пара коллег из вежливости обращалась к ней по
имени-отчеству.
— Не юли мне тут! — мать пригрозила
мне наполовину стертой морковкой. Я с ужасом заметил, что в блюде
рядом лежит еще килограммов пять чищеной. Предвкушая, что придется
пожертвовать временем и, вероятно, кожей на нескольких пальцах,
взамен душевного спокойствия, я спросил:
