Экзамены мне всё-таки дали сдать, вместе со всеми
одноклассниками, теперь уже бывшими, изрядно вымотав перед этим
нервы и мне, и родителям. Были бессонные ночи, валерьянка, слёзы,
вызовы на педсовет и в ГОРОНО, бесчисленные справки и
начальственные кабинеты с клонированными советскими
чиновниками.
Толстые, тонкие, с шевелюрами и залысинами, с очками и без, все
они шли в комплекте с незримой, но явственной печатью ГОСТа в душе,
если она, душа, у них вообще есть. Любой советский обыватель смог
бы опознать в них чиновников – хоть в бане, хоть на рыбалке, да и
наверное – в гробу.
Сложно объяснить это словами, но по тому, как они одеваются, по
костюмам от фабрики «Большевичка» или из 200-й секции ГУМа, по
часам и запонкам, папиросам и пепельнице на столе, поведению
секретарши в приёмной и массивности двери в кабинете, можно без
особого труда разложить их по папочкам. Согласно должности, стажу и
реальному влиянию в организации, и конечно же – согласно влиянию
организации в колоде советских бюрократических структур.
Выражения лиц у них такие же, ранжированные. Вроде бы, если не
присматриваться особо, то один постоянно шутит, второй, мелкий
клерк, сидит с видом Атланта, на сутулых плечах которого держится
всё Советское Государство, но нет!
Выражения лиц у них согласно должности, а все эти улыбки и
морщины будто натянуты на выданную кладовщиком костяную маску.
Независимо от внешности, улыбчивости и морщинистости, маска эта
всегда проступает через натянутое поверх неё человеческое «Я».
Чёрт его знает… но я столько намотался по кабинетам, столько
насиделся в приёмных, не имея ни малейшей возможности занять себя
хоть чем-то полезным, что волей-неволей занялся физиогномикой,
небезуспешно пытаясь пристегнуть к ней психологию. Насмотрелся,
наслушался и проникся – до тошноты, до ненависти, до ледяного
безразличия и обесчеловечивания чиновников.
Не люди, а функции. Программы, когда – до сих, человечность,
потом – человекообразность.
Брызги информации сверху, долетавших до нас в виде редких
оговорок, намёков и слухов, в искажённом виде доносящихся через
знакомых, говорили о том, что вся эта история, болезненная для меня
и родителей, только часть Большой Игры. Не знаю, как назвать
номенклатурные игры советской бюрократии, когда утраивают
провокации и подставы соперникам, и часто – опосредованно.
