And if I don't have a heart
Then what is broken?
Bonds of time they come apart
We've been awoken at the end
And if I don't have a heart
Then why keep hoping?
We were blinded from the start
Forever frozen my friend
Miracle of Sound, «Machine Hearts»
Активные игры в детстве – это святое.
Причём не только во дворе, где бегать и прыгать можно было вволю,
но и дома – особенно, если взрослые занимались своими делами.
Подумаешь, стулья, столы и кресла теперь беспорядочно расставлены
по комнате, а дети с радостными воплями перебираются по ним
туда-сюда? Иначе никак, ведь теперь пол – это лава, а мебель –
крохотные спасительные островки над пылающим морем. Пол – это лава,
а лавы касаться нельзя.
И вот, спустя двадцать лет, уже не
мальчик Максимка, а здоровый лоб Макс тоже не может касаться пола.
Потому что пол – это Пасть.
Что такое Пасть? Ну, представьте
себе, что вы пытаетесь встать с кровати рано утром, но как только
опускаете ноги на пол, их хватает и жадно заглатывает громадная
пара челюстей, напоминающих акульи, только без остальной акулы.
Челюстей, которые вырастают прямо из пола. Челюстей, которые
плевать хотели на удары ногами, табуреткой, большой чугунной
сковородой и щупальцами теневой «собачки» по имени Нэсс.
На крики Пасть тоже не реагировала.
Но что мне ещё оставалось делать?
- Отвали, сволочь! – орал я,
раскачиваясь туда-сюда на люстре, висевшей в опасной близости от
пола. – Сгинь! Катись к чёрту!
Пасть не торопилась следовать моим
исключительно разумным советам и не оставляла попыток сцапать меня
с люстры. Пока что – безуспешных.
А ведь каких-то полчаса назад я
поверить не мог, насколько короткий и лёгкий мне предстоял
очередной Путь сквозь тень. Никаких улиц Сайлент Хилла, заполненных
слепнями и прочей дрянью, ни адского метро, ни рушащихся под ногами
крыш небоскрёбов. Одно-единственное вертикальное помещение и
сиреневый портал, который был виден с самого начала! Для этого
нужно было как следует задрать голову, но всё равно, совсем
близко.
Да, помещение большое. Пожалуй даже
огромное. Что-то вроде интерьера многоэтажной круглой башни, только
«этажи» в ней выглядели, как липнущие к стенам своеобразные галереи
метра два в ширину, отгороженные невысокими перилами. Центр башни
пустовал, а свободное пространство озаряли сотни светильников,
подвешенных на железных цепях. Цепи уходили далеко наверх, и я
вовсе не был уверен, что где-то там находился потолок.
