Князь Китежа

— Мне очень жаль, — равнодушно произнес врач. — Но мы больше ничем не можем помочь Богдану.

Как же так, подумал я. Я не умер, я всего лишь попал в аварию и заперт в парализованном теле. Я здесь, я в сознании, я слышу твой голос и писк проклятого кардиомонитора, просто не могу пошевелиться и дать о себе знать. Сделайте что-нибудь, неужели это так сложно?

— Можно еще хотя бы пару дней? — со всхлипом спросила мама.

— Мне очень жаль, — тем же тоном повторил доктор. — Хоть тело и живет благодаря машинам, но чисто технически, его разум давно мертв.

Да нет же! Все как раз наоборот! Неужели нельзя сделать какие-нибудь тесты или анализы?

Мама уронила лицо в ладони и расплакалась, а врач продолжил дежурным тоном зачитывать приговор:

— К сожалению, система нужна для пациентов с более благоприятными прогнозами. Впрочем, если у вас есть деньги на частную клинику...

— Мы уже продали все, что могли, — со вздохом произнес отец.

— Тогда примите мои соболезнования. Если хотите, можете сами нажать на кнопку. Вон та, красная, как на сетевом фильтре.

Мама согнулась так, что едва не достала лбом коленей, и разрыдалась в полный голос.

— Что же, — доктор поправил очки. — Похоже, опять придется мне. Вы как, смотреть будете — или в коридоре подождете?

Мама завыла и закачалась из стороны в сторону. Папа бережно, но крепко взял ее под руки и вывел из палаты. После этого врач подошел к койке, закатил глаза и без тени сомнений нажал кнопку.

Я из последних сил попытался дернуться, закричать, хоть как-то подать знак, но сознание медленно погружалось во мрак. Казалось, насосы с препаратами не остановились, а вкачали мне слоновью дозу снотворного. И я не просто засыпал под замедляющийся тихий писк пульса, я буквально растворялся в пустоте, угасая с каждой долей секунды. Угасая навсегда. В какие-то жалкие восемнадцать лет...

Вдруг по глазам ударил яркий свет, и я увидел его столь же отчетливо, как будто сумел каким-то образом открыть навсегда смеженные веки. Так что же это получается — здравствуй, загробный мир? Черт, а я и не верил во все это особо, пусть и лютым грешником меня не назовешь.

Но вот напротив возник столб света, а я медленно воспарил над койкой... и перебинтованным искалеченным телом на ней. Откуда-то из неведомой дали послышалось хоровое пение и приглушенные перезвоны, и я почти утонул в золотой безмятежной неге, как вдруг прямо над головой возникла темно-фиолетовая воронка, точно в воде размешали чернила.