Порыв пронизывающего октябрьского
ветра, налетевшего с моря, принес с собой неповторимый аромат йода
и соли… Неприятно остудив тело Романа под кольчужной лорикой,
добравшись до кожи даже сквозь стеганный поддоспешник! Зябко
передернув плечами, восемнадцатилетний юноша нетерпеливо переступил
с ноги на ногу – когда уже все начнется?! В сече хотя бы
согреешься…
Молодой воин лишь прошедшим летом
вошел в настоящую мужицкую силу – так, чтобы наравне со всеми
держать свой щит в общей стене щитов, да охаживать соперников
смертельными ударами секиры! Боевого опыта у него еще нет – зато
хватает азарта, духовитости, желания себя проявить… И сейчас,
словно в ответ на его мысли, над плотным строем варанги призывно
заиграли трубы. После чего один из двух отрядов варяжской гвардии
императора Алексея Комнина двинулся вперед, навстречу
норманнам.
…Отец долго не хотел брать Романа в
десяток, несмотря на яростное стремление последнего стать воином на
службе императора. Да и что тут говорить, если у русича Добромила,
прозванного греками за могучую стать и дикую, варварскую красоту
«Самсоном», родился лишь единственный сын? И тот вне законного
брака… Злые языки шепчут, что мальчишку родила портовая шлюха,
пытавшаяся использовать младенца как предлог выйти замуж за
видного, а главное, не бедствующего гвардейца! Впрочем, в самой
варанге ходит совсем иной слух – что матерью Романа является некая
греческая патрицианка, чья семья, между прочим, была вхожа в
императорский дворец. Где и встретила могучего статью славянского
богатыря, также не устоявшего перед чарами красавицы-римлянки… Иные
же, кто хорошо знал Добромила в бытность его молодым воином, и
вовсе утверждают не о сиюминутной страсти, а настоящей любви
гвардейца! Против которой, увы, выступили родители-патриции,
готовившие дочери куда как более выгодную партию... В высшем свете
Царьграда непорочность невесты не была обязательным условием для
брака – значительно важнее полезные обеим семьям связи. Но одно
дело – грехи молодости, и совсем иное – внебрачный ребенок на
руках… Забеременевшую девушку родители забрали в свои азиатские
владения, родить ребёнка втайне, без огласки – но на следующий год
их поместье разорили турки-сельджуки.
Больше Добромил никогда не видел
возлюбленной…
Он так и не женился, этот видный,
статный воин, с головой погрузившийся в службу – и проявивший
невиданную храбрость и ярость в боях с сарацинами! Ныне Добромила
прочат уже в сотники-манглабиты – и быть может, после будущей битвы
его наконец-то отметят заслуженным продвижением… Однако, уже
давным-давно потеряв любимую, славянин обрел иную любовь –
младенца, нареченного Романом его матерью. Как кажется, Добромилу
передали ребенка одновременно с известием о предполагаемой гибели
несостоявшейся жены; причем гвардеец нисколько не сомневался в том,
что это именно его сын! То ли при малыше обнаружился какой
прощальный дар, хорошо знакомый славянину (сам Роман предполагает,
что речь идет о золотом кресте искусной ромейской выделки). То ли
человек, передавший корзину с младенцем и приведший в дом Добромила
кормилицу, был хорошо известен последнему – и его слову можно было
доверять без всяких сомнений. То ли и то, и другое разом…
