Пролог
Деревня Королевский щит стояла на перекрестке четырех дорог. Официально она принадлежала людям, а неофициально в ней можно было встретить представителя любой расы. Дело было в том, что до ближайших поселений людей и нелюдей от этого перекрестка был ровно дневной переход. Так что и гордый эльф, и зеленый тролль, и легконогий кочевник-румис встречались примерно на этом месте. Сначала были ссоры и отдельные костры, а потом король людей Ильрик Пятый приказал поставить на этом месте постоялый двор и своей рукой начертал на старом щите правила поведения в нем. С той поры и повелось.
Королевский щит не раз служил площадкой для переговоров и межрасовых обменов. Здесь постоянно шумели торговцы, сновали карманники, за высокой стойкой пили пиво подозрительные личности с плакатов «Найти за вознаграждение». Конечно, в этом бурном котле какое только варево не варилось, но ранней весной и поздней осенью деревня замирала и отдыхала. Непроходимые дороги и затяжные дожди сокращали количество путников, крестьяне получали передышку, возможность посплетничать, обновить мебель и горшки в трактирах, а заодно присмотреться к соседям — как они пережили жаркое лето или холодную зиму.
Начинались посиделки с рукоделием, и под слабенькую медовуху по селу расползались новости. Вот мельник сына женил, хорошую девку взял, крепкую, румяную, говорят, сразу после свадьбы понесла. А дайна видели три ночи назад под забором у вдовушки Лихославы. Тоже добрая бабенка, и самогон варит — как слеза прозрачный! А вот…
Всей деревне косточки перемывали, а как помянет кто швейку Марысю, так и затихнут все. Нечего о ней сказать. Добрая девка, да несчастная. Мать ее первой рукодельницей на селе была. Шали расшивала шелком да золотом — любо-дорого посмотреть! Купцы, кто с понятием, завсегда к дому Аниты-вышивальщицы сворачивали. Знали, что за платок ее работы жена любой загул простит.
Вот и принялся наезжать один такой. Все в глазки глядел, да ручки ее гладил, золотинкой называл. Уболтал. Увез от родительского крыльца! С утра мать Аниты волком выла, по деревне бегала, да поздно, пропала Анита.
Воротилась девка через год — почерневшая, постаревшая и беременная. Никому ничего не сказала, пришла домой, встала у ворот, поклонилась родителям и спросила шепотом — примут ли? Отец что-то сказать хотел, да мать к ней кинулась, увела в дом и чертополох на ворота повесила, давая кумушкам понять, что болтовни о дочке не потерпит.
