ГЛАВА ПЕРВАЯ
День совершенно не располагал к путешествиям, а с сумерками поднялся ветер такой силы, что все, задержавшиеся в дороге, поспешили под гостеприимный кров ближайшего трактира. В зал за какие-то полчаса набилось столько народу, что нищего музыканта зажали в самый угол между очагом и старым сервантом, где на почетном месте стояли четыре оловянных кружки «перепей-неперепью». Бродяга особенно и не возражал: от очага шло приятное тепло, прогревающее кости, едва прикрытые заплатанными одеждами. К тому же, на вертеле неспешно крутился, подставляя бока огню, жирный поросенок, источая пленительные ароматы. Денег на жаркое у музыканта не было, у него не было денег даже на хрюканье жареного поросенка, а так хоть понюхать можно. Кружку дешевого пива хозяин поднес бесплатно в честь дня Всех Святых, и теперь обносил в точности такими же кружками всех прочих гостей. Дородный трактирщик свято соблюдал традиции, тем более, что они не запрещали наливать в дареную кружку самое дешевое пойло и нещадно разбавлять его. Впрочем, музыканту приходилось в своих странствиях пить и худшие помои. Тут хоть посуда была вымыта и столы выскоблены.
В прежние времена, вспоминал бродяга-музыкант, дорога на Шеллоу-тон не была и в половину такой оживленной. Виной тому были лес, заселенный всевозможной нечистью, начиная от разбойников и заканчивая смутными слухами об упырях. Немалую роль в заброшенности тракта играла лесная ведьмина обитель. Доподлинно неизвестно, чем занимались почтенные Сестры в своем уединенном доме, но от этой дороги проезжих много лет отпугивали слухи о ревнивых бесовках, насылающих на неудачливых путников рога, копыта и мужское бессилие.
Музыкант прислушался, надеясь по обрывкам разговоров понять, чем же так привлекателен стал вдруг Шеллоу-тон, прежде бывший не более чем приграничным городком.
— ...он как прыгнет на Михася! С клыков слюна ядовитая каплет, а смраааад!...
Музыкант насмешливо скривился. Ясно, слева здоровенный детина рассказывал двум своим здоровякам-собутыльникам старую как мир историю о своем брате-куме-свате, схватившемся с чудовищным оборотнем. Свата этого никто, кроме его самого, не знал, поэтому история выходила вполне правдоподобная. Музыкант и сам бы мог сходу сочинить такую же, правда, добавил бы побольше кровавых подробностей. Кровавые подробности были его коньком. Он вновь прислушался.
