Люди сотканы из
заблуждений
(Скарабей)
Тягучие потеки крови сползали с брызгозащитного халата
начальника биокибернетической лаборатории экзекутора Тэна Солито.
Они свисали терпко пахнущими сталактитами и густо шлепались на
каменную плитку. Экзекутор не обращал на это внимания, задумчиво
разглядывая трехсоткилограммовое тело грузового бота.
Бот нарушил порядок вещей, дерзнул и поплатился за это. Теперь
его туша распласталась на столе для вскрытий — крупная альфа-особь
размером с небольшого азиатского слона, рельефными мышцами
тяжеловоза и грубой кожей, плотно утыканной остриями игл. Нижняя
челюсть безвольно отвисла, обнажив желто-коричневые резцы и язык,
похожий на палку несвежей кровяной колбасы. Крепкие и толстые
пальцы с опасными крюками когтей так и остались сжатыми, невзирая
на то, что извлеченный из черепа мозг уже не посылал электрические
сигналы мышцам. Из зияющей рваной раны на животе вывалилась тонкая
кишка, растекшись по столу медленно извивающимся гигантским червем,
от которого в прохладном помещении морга поднимались клубы пара и
тут же засасывались в негромко шипящий раструб вытяжной
вентиляции.
На соседнем столе лежал еще теплый мозг и верхняя часть черепа с
парой ушей, безжизненно мягких, как ошпаренные кипятком листья
лопуха.
Семнадцатая, мимик[1] первой
стандартной категории, кивнула в сторону цилиндрической камеры для
аутопсии, которая словно насытившийся хищник из металла и пластика
переваривала предыдущую жертву — второго участника драки.
— Что делаем с клиентом, экзекутор? — ее голос, писклявый, как у
певицы Пекинской оперы, раздался в голове Тэна. — В потрошилку
его?
Судорога вдруг исказила ее лицо, глаз и щека задергались словно
от нервного тика.
Такое иногда случалось, еще с первых дней ее появления в
лаборатории. Тэн полагал, что устранить эту неисправность несложно,
но начальство категорически запретило ремонтировать и вообще
как-либо модифицировать новую ассистентку.
Тэн протянул руку к лицу Семнадцатой и небрежным жестом
профессионала провел ладонью по ее щеке сверху вниз, мягко и
неспешно, на секунду задержавшись под ухом — в том месте, где
начинается шея и нежный пушок волос. Прохладная упругость
кюбила[2] под подушечками пальцев
свидетельствовала, что с Семнадцатой все в порядке.
— А почему бы и нет? — ответил он. — В потрошилку, так в
потрошилку.