— Боже, благослови... Африку, — с самодовольством произнёс
Штейгер.
Отпив из фляги несколько хороших глотков, он перевёл внимание на
свою «дичь». Негритянка, придавленная тяжёлой ногой немца, не смела
шелохнуться, молчаливо ожидая своей участи. И не зря, ведь
белокурый мужчина с голубыми глазами мог с ней сделать всё что
угодно.
«И не только с ней», — подумал Штейгер, обведя взглядом
окружавшую их деревню.
Маленькое поселение на несколько десятков домов было полностью в
его власти. Как и любое другое. Штейгер мог убивать беззащитных
аборигенов сотнями, а может быть, и тысячами. Всем плевать на
негров, пока это не задевает интересы серьёзных людей.
И немец делал это. Пытал, насиловал, убивал... пока не надоело.
Отнимать жизнь местных было настолько просто, что теряло всякий
смысл. Безнаказанность убивала остроту ощущений, забирала
сакральный смысл лишения жизни разумного человека. Да и можно ли
копающихся в грязи негров назвать разумными?
— Пошла на хрен, — немец пнул негритянку, потеряв к ней
интерес.
— Да неужели? — послышался за спиной насмешливый голос. — Наш
Штейгер устал заливаться кровью? Бедный малыш!
Тот мысленно поморщился. Чёртова дрянь будто угадывала его
мысли. И ладно бы просто знала, нет, она не забывала их прилюдно
высмеять.
— И ты пошла на хрен, — не изменившись в лице, произнёс он.
Доставлять француженке удовольствие демонстрацией эмоций он не
собирался.
— Похоже, реабилитационные курсы дают эффект, — ухмыльнулась
Рафаль. — Не зря отправили сюда.
— Не знаю как ты, — всё же ответил Штейгер. — А я здесь по
собственному желанию. Потому что захотел.
— Все мы здесь, чтобы выполнять приказы, — вмешался третий
голос. — А уже потом ваши маленькие... развлечения.
Хаммер всегда вёл себя спокойно, не повышая голос. Впрочем,
этого хватало с лихвой. Было что-то такое в его тяжёлом взгляде,
что давало понять — не стоит шутить с этим человеком.
«Человеком ли?» — задался вопросом немец.
Да, Хаммер выглядел намного адекватнее, чем многие «коллеги»,
отправленные в Африку. И всё же Штейгер рядом с ним ощущал, будто
находится с кем-то неизмеримо чужим для человека.
Подобная чувствительность не была какой-то способностью, совсем
нет. Она развилась постепенно, и, насколько немец знал, у других
«сверхов» имелось что-то подобное. Недаром с Хаммером даже самые
отбитые общались как можно меньше и при этом вспоминали про
вежливость.
