Стук колес поезда напоминал биение сердца: тук-тук, тук-тук,
тук-тук. На подъезде к столице поезд замедлился и пополз вдоль
бетонных заборов промзоны, исписанных граффити. На встроенной
панели над окном транслировали достопримечательности Москвы —
начиная с первых лет основания и до теперешнего времени, и
документальный фильм, длившийся полтора часа, представлял собой
краткий курс истории Москвы и области.
Вавилов не забыл, замолвил обо мне слово, и сегодня в пятнадцать
ноль-ноль мне нужно быть на просмотре в московском «Динамо». Я
слушал, что там говорят про столицу, вполуха, приникнув к стеклу.
Провожал проплывающие мимо здания, пытался сопоставить их с той
Москвой, где бывал в прошлой жизни. Как выглядит центр? Что сейчас
на месте Москвы-сити? Я смотрел фото в Комсети, но так хотелось
увидеть все своими глазами! Курский вокзал, вот, ни капельки не
изменился. Наверняка тут нет бесконечных турникетов и пунктов
досмотра, потому что те, кто в той реальности стали террористами, в
этой не мыслят зла.
Пассажиры засобирались к выходу, загремели чемоданами по
коридору, принялись одеваться, ведь это в вагоне +23, за окном -10.
Я вышел в числе последних, помог спустить чемодан женщине в белом
пуховом платке и, вдыхая морозный воздух, двинулся вслед за
пассажирским потоком.
Ну здравствуй, Москва! Здравствуй, большой футбол! Здравствуй,
Лиза!
Марокко не спешил оглашать результат отбора, молчал, сверкая
бликующими линзами очков. Футболисты расселись на скамье запасных,
перешептывались, бросая на нас косые взгляды, а я стоял перед ними,
как провинившийся школьник, и ждал вердикта. Что тренер хотел, я не
понимал. Потому что он не хотел ничего конкретного и ко мне
относился, как к винтику в его выпестованном и отлаженном
механизме. И винтику явно лишнему.
Пока ехал в поезде, я прочитал все последние выпуски «Советского
спорта», изучая материалы о московском «Динамо», и узнал, что
тренера за глаза называют Марокко. Нет-нет, марокканца он не
напоминал, напротив, внешность имел самую что ни на есть
славянскую. Но первые буквы имени, отчества и фамилии причудливо
складывались: Максим Романович Костенко.
Голова тренера тоже бликовала, как отполированный белый камень,
голый на верхушке и поросший серебристым лишайником, из-за которого
выглядывали слегка оттопыренные крупные уши.
