Неверный свет восходящей луны тусклой дорожкой пробивался из-за
трещины в двери казармы. Сухо скрипело старое дерево, стойко
держало порывы крепкого таежного ветра. Где-то вдалеке, среди
горных вершин, кричал полуночный хищник.
Юлвею не спалось. Сон бился снаружи, нападал демонической ордой,
но мятежное сознание аристократа никак не могло впустить
вторженцев. Ночным кошмарам не было места в Форте. Ни навеянным, ни
реальным.
Юлвею не спалось. Он размышлял. Размышлял о прошедших событиях,
о той горькой странице собственного позора, чьей заключительной
строчкой стало его изгнание и новая служба. Не роду и не
Императору. Всего лишь человечеству. Жалкая судьба. Чем больше над
тобой хозяев, тем сильнее их произвол.
Хозяева судьбы молодого воина из рода Чжан росли и множились с
каждой отбитой волной.
Старшие офицеры, затем десятник, Акургаль, даже боевые товарищи
и жалкие рабы. Каждый из них обладал возможностью напрямую повлиять
на жизнь бывшего аристократа. Испортить её или, наоборот, сделать
лучше. Спасти или погубить. Защитить его спину или плюнуть в нее.
Да, влияние здесь имел каждый из ближайшего окружения. Даже
мальчишка-смертник без воспитания и навыков.
Однако Юлвей так и не смог понять, когда именно Саргон успел
залезть в дела группы и его голову так глубоко. Настолько, чтобы
стать центральной фигурой Первого Отряда.
Этого странного аркчжэня всегда было слишком много. Шумный,
несдержанный, инициативный, нелепый, странный, смешной, какой-то
весь из себя умудренно-бестолковый… И при этом чудовищно,
подозрительно удачливый.
В первый же день он сумел разглядеть попытку кражи от опытного
вора, удостоиться похвалы от десятника, вовлечь в жизнь отряда
фармацевта(!) да еще и юродивого, пораженного распространенным
среди алхимиков недугом.
Дальше - больше. Паренек рос в навыках так, словно учился в
клановой школе или передовой секте, а не среди отправленных
насмерть оборванцев. Словно имел умудренного сединой
учителя-практика, а не безграмотного, некомпетентного увальня с
мелким и специфическим боевым опытом. Словно вместо пустой рисовой
каши раз в пару дней ел досыта, причем насыщенную Ци пищу.
"Ах, как наивен я тогда был", - Горько усмехнулся Юлвей, - "Не
замечал таких очевидных вещей! Считал себя лучшим, смотрел свысока
на окружающую чернь. Тем болезненней оказалось падение. Окружающая
действительность хорошенько потопталась на родовой спеси. Показала
хищный оскал на лице мелкого безобидного мусора".
