Магия, кофе и мортидо наставника Медея

В которой,

Наставник Медей.

Его новое имя.

Он откинулся на стуле в небольшой, формальной комнате.

Грязный плод греха гостиной и учительской: декоративный фонтан в центре, девять столов вокруг него, штабели свитков, серо-желтых бумаг студенческих работ, пергамент магических книг, чернильницы, перья, мистические знаки.

Академия Эвелпид, что за шутка…

Он читал ранобэ про нее.

Не так давно, чтобы забыть детали. Достаточно давно, чтобы драма и персонажи когда-то любимого текста вызывали лишь глухое раздражение.

"Три осколка брошенных солнц".

Достаточно унылое название, чтобы он даже не притрагивался к распиаренной глупости. Взялся, только когда подруга ныла несколько недель подряд, что хочет обсудить книгу.

Решил пролистать текст и неожиданно увлекся.

Яркие персонажи, интересные повороты, никакой глубины. Типичная драма о том, как все катится к чертям.

Пускай.

Это было достаточно интересно наблюдать - разбитые, проклинающие свою жизнь герои били по живому, резонировали с собственными мыслями.

Один из плюсов фэнтезийного мира: вместо банального выхода в окно всегда есть варианты поинтереснее. Злодеи, могущественные твари или усиленная магией тяга к саморазрушению.

Сам мир не представлял из себя ничего интересного: есть королевство, есть ковен мудрецов внутри, смесь старой аристократии с монстрами-скороспелками из гениальных волшебников, есть куча пограничных государств, одно поганее и гаже другого.

И, разумеется, все это недоразумение на пару страничек текста дано для обоснования Академии. Нет, АКАДЕМИИ.

Место, где глупые дети лупцуют друг друга магией и писклявыми оскорблениями, чтобы на выходе получить броню цинизма, высокомерия и завышенных ожиданий.

Или могильный камень для неудачников.

Десять процентов смертей, какая занимательная статистика. Да, здесь знают это слово. Ересь бумажной работы проникла из скучного мира автора в фэнтезийную условность.

- Наставник Медей, - голос сверху мог показаться божественным откровением, если бы не вовремя открытые глаза.

Женщина стояла рядом с ним, такая же выцветшая и равнодушная, как и остальные коллеги.

- Наставница Колхида, - слова вырвались привычкой старого тела, зато удалось подавить импульс встать.

Никто не требовал, но Медей показывал себя убогим подхалимом даже в тех жалких огрызках экранного времени, которое ему отпускал автор.